Читаем Франсуа Вийон полностью

"Корзина" как таковая Вийону не нужна, но он сохраняет образ, имеющий хождение в литературном языке его времени. Однако в отличие от Карла Орлеанского или Антуана де ла Саль Франсуа Вийон толкует по-своему понятие "галантерейчик". Герцог и сеньор могут рассудить так: галантерейщик - это хорошо для людей маленьких! А бедный школяр в Париже не может презирать зажиточного буржуа, коим является галантерейщик. В то время, когда Вийон составляет свое "Завещание", долгое путешествие его завершилось. Он возвращается в Париж. Он может называть себя кем угодно, хоть бретонцем. Но галантерейщик в Париже - это человек благородный, твердо стоящий на ногах торговец, продающий и оптом, и в розницу внешние знаки буржуазной зажиточности: шелковые ленты, золотые нитки, перламутровые пуговицы, пояса с заклепками, серебряные застежки, ножи с кольцами на рукоятках, гребни из слоновой кости, алебастровые дощечки... Галантерейщик в Париже не жалуется на свою долю...

На своем пути поэт встретил других продавцов галантерейных товаров; среди них и крестьяне, и "тюконосы", таскающие на спине в "тюках" предметы их торговли. Эти галантерейщики продают чепчики и вязаные носки, костяные гребни и карманные ножи. Об этих "тщедушных лоточниках", у которых никогда не будет крыши над головой, об этих горемыках думает Вийон, когда просит, чтобы его пожалели. И тогда, вместо того чтобы использовать слово "галантерейщик", он изобретает "галантерейчик" и называет себя "бедным галантерейчиком из Ренна".

Удачно продать товары с Запада - проблема. Сен-Женеру находится в Пуату (сегодня в Дё-Севр), а Сен-Жюльен-де-Вувант - на границе Бретани и Анжу (сегодня в Ла Луар-Атлантик). "Возле" - это около сотни километров: несколько дней пути для "бедного галантерейчика". Вийон или ошибается, или насмешничает.

На самом деле речь идет о том, чтобы завещать кабатчику Робену Тюржи, в качестве платы за выпитое, право стать старшиной и добрый совет: пусть приходит, если найдет жилище поэта. Но если он его найдет, то станет сильнее, чем любой колдун...

Две дамы из Сен-Женеру или из Сен-Жюльен-де-Вувант не имеют особых причин для упоминания, но поэту надо ввести четверостишие на пуатвенском диалекте, который иногда слышат на берегах Сены, как слышат там диалект лимузенский, над которым будет потешаться Рабле. Совершенно очевидно, что во время своих скитаний Вийон немного научился пуатвенскому языку. Но где происходит событие - там или еще где-нибудь, - ему все равно. И вот снова появляются зарифмованные имена собственные.

Они прекрасны и милы,

Живущие в Сен-Женеру,

У Сен-Жюльен-де-Вувант.

Я всех их посещал, от Бретани до Пуату,

Но не скажу вам точно,

Где они живут.

Клянусь душой, я не безумец,

Чтобы сообщать вам адреса моих любовниц 1.

1 Перевод дословный.

Он хочет сказать, что, где бы его ни искали, его не найдут. Он не скажет и где проживают все его подружки. "Клянусь своей душой!" Но он не до такой степени безумен. То, что он хочет утаить адреса "своих любовниц", это одно, а то, что он сам прячется от всех, - это уже другое, но самый загадочный тайник - в Париже. Главное в том, что Вийон немного поразвлекался, "поговорив на пуатвенском наречии", другими словами скрываясь от своего кредитора. Две дамы, появившиеся в стихах, - это для полноты образа, посему они "красивы и милы". Приземленности слов "горшки плохого неоплаченного вина" поэт противопоставляет возвышенность риторического цветка, настолько же условного, насколько несвойственного двум деревенским жительницам. Но не будем забывать: поэт - шутник.

От любви куртуазной к любви деревенской - во всем этом есть лишь один смысл. Чтобы Тюржи "стал виден" со своим долгом кабатчику... Первые читатели "Завещания", друзья Вийона, одновременно являющиеся завсегдатаями "Сосновой шишки", поняли бы, о чем речь.

Мы были бы не правы, толкуя все буквально. Но рискнем и попробуем понять два намека - каждый состоящий из нескольких стихов. Первый - это когда поэт отказывается посвящать нас в свою жизнь. Его душа в другом месте, она с "великими мастерами", с которых Бог должен бы много запросить, поскольку у них на столах добрые пироги, яйца всмятку и огромные рыбы.

Вот каменщик и невелик сеньор,

А без подручного - ни шагу:

То подавай ему раствор,

То разливай по кружкам брагу 1.

И вот возникает образ подручного. Он носит кирпичи и черепицу на верх лесов. А когда мастера-каменщика обуревает жажда, то он идет за свежим вином и подает наверх бурдюк или кувшин.

Вийон и сам зарабатывает себе на жизнь, подымаясь со ступеньки на ступеньку и неся то вино, то балки, то черепицу. В начале одной поэмы, современной "Завещанию", он говорит, что, когда он лицом к лицу встречается с Фортуной, она отворачивается от него, она как худший из худших рабочих карьера.

Я прозвана Фортуною была,

А ты, Вийон, зовешь меня убийцей

К лицу ли мне подобная хула?

И не таким, как ты, чтоб прокормиться,

Пришлось в каменоломнях потрудиться,

С какой же стати мне тебя жалеть?

Ты не один - всем суждено терпеть 1.

1 Перевод Ю. Стефанова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное