Правда, Фридрих, несмотря на обширные приготовления, не смог выставить войска столь же могучего, как в прежние годы. В сентябре 1174 года через Мон-Сени он вошел в Италию, и Суза, шесть лет назад показавшая себя столь негостеприимной, была сожжена. Силы, примкнувшие к нему в Италии, на этот раз оказались довольно скромными. В основном это были павийцы, маркграфы Вильгельм Монферратский и Марвелло Маласпина, чей отец Обиццо теперь сражался против императора на стороне городов, а также верный граф Гвидо ди Бьяндрате. Турин и Асти покорились монарху. Как можно было предвидеть, в Пьемонте удалось добиться признания имперской власти. Как и при первом появлении в Италии в 1154 году, император был вынужден выступать против мощи городов, заключая союзы с местными силами. О прямом противоборстве с войсками Ломбардской лиги, как и об операциях в Центральной Ломбардии, нечего было и думать.
К концу октября Фридрих начал осаду Алессандрии, ставшей главной целью наступления не только из-за того, что ее основали назло Империи, но и потому, что это отвечало территориальным интересам маркграфа Монферратского. Город, хорошо защищенный благодаря своему расположению на болотистой равнине и новым укреплениям, держался полгода. В это же время имперский легат Кристиан Майнцский, действовавший на Виа Эмилия в местности вокруг Имолы и Болоньи, препятствовал войскам союзных городов, не давая им вступить в борьбу за Алессандрию. Неблагоприятная погода, недостаточное снабжение войск и дезертирства (в особенности из некоторых богемских отрядов[277]
) крайне осложняли положение императора. Когда последняя военная хитрость, намеченная на Пасху 1175 года (13 апреля), не удалась, Фридриху пришлось снять осаду из-за приближения деблокирующей армии Лиги — он отступил в направлении Павии. При Монтебелло, неподалеку от Вогеры, пасхальным вечером он столкнулся с вражескими частями и после тщетной попытки обойти противника вступил в переговоры. Монтебелльский мир удалось заключить уже 16–17 апреля[278]. Впервые под давлением обстоятельств император отказался от военной конфронтации, вступил в переговоры с неприятельскими городами и заключил с ними первый договор. Улаживать отношения между Империей и Лигой должен был третейский суд в паритетном составе, а в особо конфликтных случаях — консулы Кремоны. С союзными городами был заключен мир (с Алессандрией, правда, только перемирие).Поначалу могло показаться, что многолетняя борьба наконец закончилась. Ломбардцы вернулись в свои города, император распустил большую часть войска. По требованию городов он даже изъявил готовность отправить делегатов в курию, чтобы, согласно желание коммун, имевших давние обязательства перед папой, заключить мир также и с Александром III На прежние утверждения исследователей о том, что требование установить контакты такого рода привело к оживлению вражды, обоснованно возражалось, что на это охотно согласился и сам Штауфен[279]
, однако после провала переговоров с курией император не мог не ощущать разочарования, недовольства и досады. Но, вероятно, к нарушению Монтебелльского соглашения и новой фазе конфликтов привело требование императора разрушить Алессандрию, которой ломбардцы отнюдь не намеревались отказывать в поддержке. Кремонские консулы, которых в Монтебелло наделили функцией неких верховных арбитров, явно пытались, во многом уступив императору[280], спасти то, что еще было можно спасти, но эта попытка оказалась тщетной.Во время этих переговоров Барбаросса находился в Павии, служившей ему своего рода постоянной резиденцией. Провал его военных начинаний, трудности в переговорах с Ломбардским союзом — все это подталкивало Штауфена к тому, чтобы избирать для осуществления своей политики дипломатические пути. Осада Алессандрии открыла императору глаза на тот факт, что исключительно военный образ действий не позволит достичь цели. Новые союзы можно было заключить не только с городами, вошедшими в Лигу под принуждением, вроде Павии или Комо, уже в 1175 году вновь, еще прочнее привязанного к Империи привилегиями. Кремонцы благодаря своей посреднической роли тоже вступали во все более тесные отношения с императорским двором — не последнюю роль в этом сближении могло играть их постепенное оттеснение с лидирующих позиций в Лиге усиливающимися миланцами. Даже к югу от Апеннин Фридрих сумел показать свой авторитет, вынеся решение, покончившее с многолетней ожесточенной борьбой между Пизой и Генуей.