Фридрих Барбаросса

— Теперь император нарушил договор.

— А где папа Александр?

— А зачем ему сюда ехать, когда синод уже состоялся? Вы все решили за нас!

— Император решил судьбу одного из своих епископов, тоже мне — большое дело! Что же до вас, ваше величество, еще не поздно заявить о признании законности решения синода.

— Я сдержал свое слово? — повернувшись к свите, осведомился Людовик.

— Сдержал! — завопили приближенные.

— Ну, тогда до встречи, любезный эрцканцлер, — король развернул коня, и все вместе они отправились на встречу с Генрихом, войска которого были уже в районе Дижона.

Глава 42

Прежде всего порядок

Впрочем, это я хорохорюсь, мол, сделал дело — гуляю смело. Потому как привык слушать не только радостные трели наших трубадуров, а еще и по сторонам не забываю поглядывать. Хвалят, к примеру, ораторский гений Райнальда Дасселя и учеников его, и ставленников Кристиана фон Буха и Филиппа Хайнсбергского, образованности их, да и вообще… слушаю, угу, я песни люблю. Славят Виктора, как здорово он собственную речь вызубрил, ни разу не сбился. Еще раз «угу». За столько раз повторений не то что Оттавиано ди Монтичелли, бычок-трехлеток бы вызубрил. Ну, меня, ясное дело, превозносят.

А вот теперь начистоту. Что я сделал? Думаете, схизму преодолел? Церковный раскол склеил? Ничего подобного. В результате наших действий Англия и Франция создали собственный союз, противный Империи, и рука об руку теперь поддерживают Александра, будь он неладен. Не сегодня завтра соберут силы и… А не надо было златоусту Райнальду их королями малых провинций величать. Понимал ведь, обидно. Что еще «хорошего»? Ах да, граф Генрих де Труа принес нам ленную присягу. Стоило из-за этого огород городить, он бы и так перешел!

Результат: на Сицилию не пошли, Райнальд отговорил, мол, сначала церковный раскол преодолеем, с нами де Труа! Послушались, все бросили, а теперь чеши репу, войной ли идти на Англию с Францией, чтобы своего попа против нашего не выставляли, или на Сицилию разворачиваться?

— Что еще мне такого сделать, господа хорошие, чтобы мир был и согласие? Я вас спрашиваю?

— Прежде всего, — архиепископ Эберхард Зальцбургский нервно дергает себя за бороду, — предать суду Райнальда Дасселя за его предательство и лжепомощь, в результате которой мы потеряли Францию и теперь стоим на пороге совершенно не нужной нам войны.

— А чего Райнальд-то вам сделал? Райнальд с Фридрихом с самого начала, правильно я говорю? — вступает в сражение правдолюб Отто.

— Верно, — отмахиваюсь я.

— Суд — это явный перебор, — вступает в разговор Вихман. — Именно Райнальд провозгласил главенство императора над папой, во многом это его заслуга. Но, с другой стороны, Райнальд ведь не может раздвоиться, канцлер Германии, эрцканцлер Италии… в какой бы он стране ни находился, дело страдает…

— Согласен! — Райнальд поднимается со своего места. — Что греха таить, и сам уже хотел просить ваше величество сыскать мне замену в Германии. В Италии дел больше и они сложнее, кто-то должен следить, чтобы все законы и постановления соблюдались. Признаю, любезный Вихман, в двух седлах мне нипочем не удержаться. Лучше я в одной стране идеальный порядок наведу, чем ни то ни се. И если мнение мое что-нибудь да значит, предлагаю сделать канцлером моего ученика и заместителя — Кристиана фон Буха.

Проголосовали, приняли.

— Второй вопрос, после смерти Арнольда фон Селенхофена[123] архиепископа Майнцкого, его лен освободился, — чуть ли не скороговоркой произносит взволнованный фон Бух.

Еще бы ему не волноваться, только что избрали канцлером, даже не поздравили толком, а уже требуют дело делать. Забыл даже помянуть, что беднягу Арнольда добрые жители Майнца незамысловато повесили на воротах. Ничего, выпить за нового канцлера всегда успеется, да и с мятежниками посчитаться, тут главное — не отвлекаться и стратегию буквально пошагово продумать.

— На место покойного архиепископа претендует Рудольф фон Церинген[124], брат Бертольда Церингена, близкий родственник импера…

— Отставить.

— Ваше величество, не делайте такой ошибки, ваш дядя Церинген не получил обещанного в Бургундии. Если отказать ему в этой просьбе, может произойти непоправимое, — Райнальд аж со своего места подскочил.

— Знаю я этого Рудольфа, вечно интриги плетет то со старым Вельфом… простите, ваше величество, — зудит себе под нос Эберхард II фон Отелинген.

— Пьяница и скучнейший тип. От него пользы, что потомства от евнуха, а место знатное. Хотя бы уже самого Бертольда… если без Церингенов никак, — граф Гийом Биандрате возмущенно покусывает длинный ус.

— Отставить Церингенов, совсем отставить. К чему нам старый пьяница и развратник, когда у нас молодой и дельный кандидат давно припрятан. Что скажешь Отто?

— А я? А я-то тут при чем? — опешил Виттельсбах.

— Как же «при чем», что можешь доложить о своем брате Конраде? Не предаст? Слово держать умеет?

— Да я за брата! Я за него! Да я голову на плаху положу! Да если он что не так, я ему лично кишки выпущу, ноги, руки отрублю, плясать заставлю.