Фридрих Великий

Мольвиц стал первым серьезным боевым опытом Фридриха. Он ничего не дал для его военной репутации, но ход сражения был поучительным. Австрийцы пытались поставить свои линии параллельно прусским войскам, и первым драматическим моментом сражения была атака австрийской кавалерии с левого фланга. Она, превосходя по численности, нанесла удар по прусской кавалерии правого фланга и смяла ее, заставив отступать прямо через порядки правофланговых пехотных батальонов прусской армии.

Фридриха, находившегося в одном из пехотных батальонов, стала увлекать за собой вдоль линии его собственной армии смешавшаяся и дезорганизованная масса прусских кавалеристов. Казалось, что эта армия вот-вот будет развернута противником справа палево или разрезана надвое, так как между батальонами правого фланга и остальной пехотой теперь открылась брешь. Шверин увидел, что часть армии вышла из-под контроля, на правом фланге возникла сумятица, и решил вывести короля с поля битвы.

Фридрих всегда боялся попасть в плен, стать марионеткой в чужих руках. Он неоднократно писал Подевильсу, что, если его когда-нибудь захватит враг, все его слова и инструкции должны игнорироваться. Теперь, когда вокруг царило смятение и ситуация была совершенно неясной, он принял совет опытного Шверина. Вскочив на свежего коня серой масти, позже получившего кличку Мольвиц-Грей, он захватил некоторые бумаги и с ближайшими помощниками пустился галопом под защиту стен города Оппелн, расположенного в многих милях от поля битвы.

Оппелн, однако, был уже занят австрийской кавалерией, и когда они назвали себя — «Macht auf! Preussen!»

[66] — группу Фридриха обстреляли. Король повернул коня и поскакал назад к Мольвицу, остановившись только в деревне Ловен, недалеко от того места, откуда начал путешествие. Он не знал, что происходит, и чувствовал себя несчастным, опозоренным и раздавленным. Он был на грани отчаяния, а его недоброжелатели думали и говорили, что ^король Пруссии бросил свою армию в трудный час.

Только человек, напрочь лишенный воображения, может не понять страданий Фридриха в тот момент. Храбрость, которую он показывал в течение последующей жизни, не будет ни у кого вызывать сомнений, но пока он ее не проявил, уступил настояниям ветерана Шверина и покинул поле брали в самый разгар сражения. История обрастала легендами. Говорили, что, когда Фридрих покидал поле боя, австрийский всадник с поднятой саблей схватил его коня за узду, и тогда якобы он взмолился: «Пусти меня, и я тебе отплачу», а австриец, узнав прусского короля, опустил саблю и прокричал вслед: «Ладно! После войны!», а впоследствии стал прусским генерал-лейтенантом. В подобных россказнях не было ни слова правды, но эта история появилась в печатном виде еще при жизни Фридриха. Бегство Фридриха, утрата им контроля — а значит, и репутации — были связаны с его неопытностью и самоуверенностью. Король считал, что только он один должен командовать. Ранее он не захотел, чтобы старый Дессаусец, скептически настроенный по поводу силезской авантюры, был включен в его свиту, считая, что короля Пруссии не должны видеть отправляющимся на войну в сопровождении наставника. Теперь же отсутствие наставника усугубляло несчастье. Фридрих, как он обычно делал, отправился на войну в окружении своих близких друзей, которые составили часть штаба. Например, Мопертюи, французский математик и астроном, бывший офицер армии Людовика XIV, член Королевского общества в Лондоне, приехавший в Берлин по приглашению Фридриха, а впоследствии ставший у Фридриха президентом Академии наук, теперь входил и королевскую свиту: он попал в плен к австрийцам, когда Фридрих убегал от Оппелна[67]

.

В поведении Фридриха была уверенность дилетанта. Король-философ хотел продемонстрировать друзьям-философам, что он может к тому же еще управлять и командовать. Это ему не удалось.