Фридрих Великий

«Как он может вообразить, что империя согласится объявить Франции войну? Да даже если она на это пойдет, я своего согласия не дам».

Подевильс объяснил, что безуспешно пытался убедить лорда Стэйра в том, что его идеи совершенно не реалистичны. Но «он ответил, что я говорю об империи, словно это Китай! Ему лучше знать! Все германские монархи жаждут войны с Францией!»

Фридрих вставлял замечания. В течение всего разговора, сообщал Подевильс, король непрерывно мерил комнату шагами и был в самом веселом настроении — «la meilleure humour du monde».

«Если он скажет такое еще раз, объяви ему, что он англичанин, а ты немец, лучше знаешь империю! Скажи ему — так, словно это твоя собственная мысль, — что не понимаешь, почему я встаю на сторону королевы Венгрии… попытайся заставить лорда Стэйра понять, что требования императора[82] совершенно разумны…»

Чуть позже король быстро задал Подевильсу несколько вопросов. «Скажи мне, ничего не скрывая, верят ли люди в Голландии в то, что я задал австрийцам настоящую взбучку под Хотузицем?»

Хорошо информированные люди верят, тактично ответил гот, но в основном стараются как можно сильнее приуменьшить победу. Это все из ненависти к Франции и симпатии к Марии Терезии. Объяви Фридрих себя врагом Франции, тут же станет в Голландии столь же популярен, как и любой другой европейский монарх.

Фридрих выслушал. «Нет, я этого не сделаю. Почему люди гак ненавидят Францию?»

«В память о множестве «guerres sanglantes avec cette puissance»[83], — сказал Подевильс. Затем они поговорили о политике Австрии и Британии, о недавнем марше войск Мальбуа из Вестфалии в Богемию. Фридрих вновь вернулся к Стэйру и высказал надежду, что лорд не придет в Ахен.

Король вернулся в Потсдам в середине сентября, а через два месяца подписал договор об оборонительном союзе с Британией, в соответствии с которым участники соглашения гарантировали европейские владения друг друга и принимали обязательство предоставить войска — максимально по 10 000 — для его обеспечения, если того потребуют обстоятельства. Вряд ли Фридрих смог бы воспользоваться помощью Британии, напади на него Австрия, но он в очередной раз получил британские санкции на его владения в Силезии, а король Георг II — гарантии в отношении Ганновера. События развивались для Франции неблагоприятно.

Вялая осада австрийцами Праги была снята в сентябре 1742 года, а в декабре Бель-Иль двигался на запад с остатками — примерно 14 000 штыков — французской армии, которая так победоносно прошла Богемию в прошлом году. Этот блестяще выполненный отход, очень своевременный, так как наступила зима, был для Франции унизителен. Французы приписали свои неудачи уловкам и хитростям Фридриха.

Император, курфюрст Баварии, в войне выступал как прикрытие Франции и теперь, естественно, был явно разочарован. Значительную часть его собственных владений захватили австрийцы, правда, позже Бель-Иль отвоевал их. Он полагал, что мало получил от Франции. Во Франции же его считали ненадежным человеком, без всякого влияния, средств и армии. В январе 1743 года в возрасте восьмидесяти девяти лет умер кардинал Флери.

* * *

Осенью 1742 года Фридрих предложил Вольтеру встретиться в Ахене, «la capitate de Charlemagne»

[84], но болезнь, которая, как говорил Вольтер, принесла ему глухоту, сначала не позволяла ей состояться. Тем временем их письма друг другу были, как и прежде, теплы и полны комплиментов, а также, как и прежде, содержали остроумные издевки над христианской догмой, были украшены стихами и классическими образами. Фридрих с радостью отослал новые сочинения на рецензию тому, кого он называл «Votre Humanité»[85]. Мир и весна вернулись на землю.

Вольтера несколько встревожило вторжение в Силезию. Фридрих-воин, описанный королем как «перебежчик от Аполлона к Беллоне»[86], действовал в сферах, где Вольтер был некомпетентен и где, как он боялся, его интеллектуальное превосходство будет не столь очевидно. Вольтер тем не менее не жалел для Фридриха лести, называл его «мой Герой»; «мой Король»; «Великий Аполлон Германский» и так далее. Он также подробно информировал кардинала Флери, время от времени пересылая ему письма короля, демонстрировавшие близость отношений Вольтера с ним. В Париже надеялись, что Вольтеру лучше, чем самому изощренному дипломату, удастся выведать истинные мысли и намерения Фридриха, и его отношения с королем активно поощрялись. Со своей же стороны он надеялся на тайную благожелательность французского правительства.