По приезде в Берлин в августе 1743 года Вольтер нанес визит вежливости королеве-матери, которая нашла его симпатичным, и поселился в отведенных ему апартаментах. Поскольку Фридрих по большей части путешествовал или находился в Потсдаме, их переписка продолжалась, прерываемая личными встречами. Фридрих надеялся, что Вольтер согласится принять пост при его дворе, который он хотел превратить в собрание интеллектуальной элиты Европы.
Вольтер серьезно воспринял обязанности неофициального и тайного эмиссара Франции. Он написал Фридриху длинное письмо, содержавшее советы относительно международных отношений. В письме наряду с многочисленными выражениями преданности интересам Фридриха предпринималась попытка убедить его, что враги готовят новую военную кампанию, чтобы отомстить за потерю Силезии; поэтому: «Есть ли у Вас, Сир, другой союзник, кроме Франции?» Вольтер также предлагал помощь в доставке дружественного Франции послания, если король Пруссии сочтет это возможным.
Фридрих не нуждался в советах. Он привык сам решать свои проблемы. На полях письма Вольтера остались его прямолинейные комментарии: «Мне нечего бояться и не на что надеяться со стороны Франции! Если вам хочется, я напишу панегирик в адрес Людовика XV, но в нем не будет ни слова правды!» Король считал, что, информируя Францию о своих мыслях по поводу европейской ситуации и баланса сил, он будет выглядеть смешно, и «если вы обладаете хоть каким-то здравым смыслом, то поймете это!». Фридрих мрачно советовал французам вести дела разумнее, чем они делали до сих пор.
На следующий день Фридрих, смягчая удар, дал разъяснения по одному-двум серьезным пунктам критики политики Франции. Однако закончил письмо просьбой ограничиться рассуждениями о поэзии. Он говорил: «Вольтер из всех людей наименее приспособлен для занятия политикой». Тем не менее он включил мыслителя в свиту для визита, который он планировал нанести Вильгельмине в Байрейт, где маркграф, ожидая столь высокую делегацию, готовил обширную программу развлечений. В октябре 1743 года Фридрих предложил Вольтеру пенсион в 12 000 франков с домом и должностью по его выбору. Предложение все еще оставалось в силе, когда Вольтер в том же месяце покинул Берлин. Он надеялся, несмотря на пренебрежительное отношение, что Фридрих все же даст знать Парижу о роли, сыгранной им в изменении настроений короля в пользу Франции.
Эта надежда была тщетной. Король Пруссии знал, что Вольтер информирует Париж, и стремился извлечь из этого выгоду. Французский посол, Валори, был до крайности возмущен дилетантскими инициативами Вольтера.
Между тем Фридрих и без советов ученого друга принял решение об установлении более теплых отношений с Францией и предпринял шаги в этом направлении, исходя из объективного анализа обстановки. Оказавшись в Сирее с мадам де Шатле, Вольтер на какое-то время почти полностью посвятил себя поэзии. То что он примет предложение Фридриха обосноваться в Берлине, казалось маловероятным, и Фридрих приказал вывезти мебель из отведенного для него дома.
Фридрих вновь смотрел на Францию как на партнера. Его комментарии по поводу недавних политических ошибок Франции были искренними. В октябре он написал, что французы должны в следующем году любыми способами собрать армию в 160 000 штыков: 70 000 под командованием Ноайля — против британцев, 60 000 с маршалом Куаньи — против австрийцев и 30 000 — во Фландрии. В конце марта 1744 года им следует атаковать коммуникации британцев и австрийцев.
Это был стратегический план, направленный на усиление позиций Франции в Европе. Для его реализации ей понадобятся союзники, которых она найдет в Германии. И хотя Пруссия не в состоянии открыто помочь Франции, не нарушая Бреславского мира, она может внести вклад в поддержку со стороны империи при условии, если Франция предоставит субсидии некоторым германским правителям — выплаты, которые с разной степенью правдоподобности можно было бы произвести от имени императора. Таким образом в Германии можно поставить под ружье 60 000 человек в дополнение к французским армиям. От Франции потребуется лишь гарантировать королю Пруссии права на Силезию.
Этот документ, конечно же, предназначался для французского правительства, и Подевильс с разрешения Фридриха, получив клятвенные заверения в конфиденциальности, показал его Валори. Чутье подсказывало Фридриху, что он не сможет долго оставаться в бездействии. Его противник, Мария Терезия занималась выработкой соглашения — якобы оборонительного — с Саксонией. Между Саксонией и Россией существовала традиционная дружба, и Фридрих в последний день 1743 года направил послу в Санкт-Петербурге, фон Мардефельду, длинную упреждающую инструкцию, заканчивавшуюся тем, что на современном языке можно назвать «определением линии поведения». Фон Мардефельд должен был всемерно подчеркивать ненадежность и двуличие саксонского двора, который своими недавними сделками с Веной обманул русских, поскольку саксонцы уверяли русских, что ничего подобного без консультаций с ними предпринимать не будут.