Во время Великой Депрессии у людей не было на руках денег, но они имелись у банков. Так что эти фьючерсы нормально выкупались. И продовольственные товары производились в необходимом количестве. Да, их не могли купить простые люди из-за нехватки денег. Что снижало цены. Доходило до того, что приходилось создавать искусственный дефицит для поднятия цен. То есть, выливать молоко или как-то иначе уничтожать продовольствие. Чтобы фермерам и агрокомпаниям не разориться, продавая свои товары ниже себестоимости.
Здесь же дефицит нарисовался сам собой. И такой лютый, что проблем с ценами не наблюдалось.
Одна беда — люди, у которых не было денег ровным счетом ни на что. Но где и когда до них было дело?
И если в оригинальной истории индекс Доу-Джонса упал на 90% за почти три года. То здесь он шлепнулся на этот показатель уже через год после начала коллапса.
И продолжал падать.
И не только он.
Страну лихорадило. Отчаянно.
Чем пользовались все, кому не лень.
Коллекционеры из Европы скупали произведения искусств из частных коллекций и музеев. Союз — выкупал по цене металлолома промышленное оборудование и переманивали квалифицированных специалистов. Кстати, не только Союз. Агентов Гоминьдана, Японии и иных стран здесь хватало, которые рыскали как голодные шакалы. Но главное — это революционный элемент. Его здесь было как никогда много. Даже в 1917 году в России революционеров наблюдалось меньше. И он не был такой голодны… отчаянный.... И понять, почему страна не взрывается глобальным социально-политическим кризисом пока было нельзя.
Может быть инерция работала. Бог весть. Так или иначе все к этому шло. И все, словно в лихорадке «последнего вздоха» к этому готовились, пытаясь отхватить хоть что-то, пока можно…
И вот агенты Артузова доехали до искомого адреса.
Вышли из своего видавшего виды Ford model T. Подошли к домику в частном секторе Нью-Йорка. И позвонили, нажав кнопку электрического звонка.
Тишина.
Еще раз позвонили.
Снова тишина.
Постучали кулаком в дверь, заметив, как дрогнула штора у окна, выходящего к двери.
— Мы не по поводу кредитов! — громко и отчетливо произнес один из ликвидаторов.
Тишина.
— Нам вас порекомендовали, как хорошего специалиста. И мы хотим предложить вам работу!
Тишина.
Но, буквально секунд через пять щелкнул замок и дверь осторожно открылась. На пороге стоял мужчина в помятых штанах на подтяжках, потертых ботинках и майке. С СКФ-26 в руках, направленной на гостей. Модный ствол. Самый дешевый из самозарядных. Дешевле «магазинки». В нарастающем кошмаре его разбирали отчаянно. Любой ценой. Готовясь к большой драке за выживание…
— Чего надо? — зло прищурившись, спросил он.
— Нам правильно сказали, что вы во время Советско-польской войны написали серию статей про Союз?
— Правильно. И что с того?
— Нашего нанимателя заинтересовало, как вы подали этот вопрос. И он хотел бы предложить вам работу.
— Сколько?
— Пятьсот долларов за статью. Если пойдет дело, то он закажет еще.
— Покажите деньги.
Он из бойцов осторожно достал пачку 500 долларов, купюрами по 10. Тот не поверил. Пришлось снять с нее бечевочку и пересчитав на глазах. Только после этого, мужчина с карабином расслабился.
— Хорошо. Допустим. Что я должен написать и про кого?
— Мы так и будем разговаривать на пороге? — максимально добродушно улыбнувшись, спросил главный в этой паре ликвидаторов.
— Извините, конечно, проходите.
Они вошли.
Владелец жилья закрыл дверь, осмотревшись по сторонам. Мало кто по улице ходит. Вдруг его кредиторы? А где-то через минуту из-за двери послышался глухой удар. Челюсти правосудия сомкнулись на шее еще одного журналиста, поливавшего Союз помоями в годы минувшей войны.
Никто не забыт, ничто не забыто.
И Михаил Васильевич, как последовательный апологет свободы слова, считал, что говорить можно всякое. Если готов за это отвечать. Ведь именно в этом и заключается свобода слова. Каждый в праве без всяких ограничений наговорить себе на статью или даже на что-то большее…
Москва.
Очередная лаборатория.
Михаилу Васильевичу Фрунзе иногда казалось, что он с ума сойдет от всех эти научно-технических проектов. Понятно, самому их разрабатывать не требовалось. Но курирование требовало усилий и забивало голову всякой мутью.
Но кто кроме него?
Широкий кругозор из будущего открывал возможности для отсекания пустых исследований и концентрации скудных ресурсов на важном, нужном и полезном. Из-за чего советский НИОКР за последние пару лет демонстрировал просто взрывной рост эффективности…
Проблема дешевого и массового производства танков для народной милиции столкнулась с массой проблем. Очень разных. Главной из которых оказалась раскройка материала.
Как бы танк не делать — сваркой, литьем или штамповкой — избежать резки металла было никак. Причем резки чистой. Тут или раскройка листов, или подрезка лишнего с выведением поверхностей. Главное требовалось резать много и качественно. И не только тут требовалось. Металлообработка использовалась повсеместно. Например, для того же судостроения она выступала как бы не более важной задачей.
А как резали листы в те годы?