Фуку

Это говорю вам я,                               Магдалена,бывшая женщина-полицейский.Как видите,                    я не в крови по колена,да и коленки такие ценятся.Нам не разрешались                                    никакие «мини»,но я не опустилась                                     до казённых «макси»,и торчали колени,                              как две кругленьких мины,над сапогами в государственной ваксе.И когда я высматривала в Буэнос-Айресе,нет ли врагов государства поблизости,нравилось мне,                          что меня побаиваютсяи одновременно                              на коленки облизываются.Как дылду,                  меня в школе дразнили водокачкой,и сделалась я от обиды                                          стукачкой,и, горя желанием спасти Аргентину,в доносах рисовала                                   страшную картину,где в заговоре школьном                                             даже первоклашкипишут закодированно                                     на промокашке.Меня заметили.                           Мне дали кличку.Общение с полицией                                    вошло в привычку.Но меня

               морально унижало стукачество.Я хотела                 перехода в новое качество.И я стала,                 контролируя Рио-дель-Плату,спасать Аргентину                                за полицейскую зарплату.Я мечтала попасть                                  в детективную эпопею.Я была молода ещё,                                      хороша ещё,и над газовой плиткой                                       подсушивала портупею,чтоб она поскрипывала                                          более устрашающе.Я вступила в полицию                                      по убеждениям,а отчасти —                       от ненависти к учреждениям,но полиция                      оказалась учреждением тоже,и в полиции тоже —                                    рожа на роже.Я была              патриотка                                 и каратистка,и меня из начальства никто не тискал,правда, насиловали глазами,но это — везде,                            как вы знаете сами.Наши агенты                       называли агентамивсех,            кого считали интеллигентами.И кого я из мыслящих не арестовывала!

Разве что только не Аристотеля.В квартиры,                    намеченные заранее,я вламывалась                              наподобие танка,и от счастья правительственного заданиякобура на боку                          танцевала танго.Но заметила я                             в сослуживцах доблестных,что они              прикарманивают при обыскахмагнитофоны,                          а особенно видео,и это           меня                        идеологически обидело.И я постепенно поняла не без натугито, что не каждому понять удастся, —какие отвратные                             у государства слуги,какие симпатичные                                 враги у государства.И однажды один                               очень милый такой «подрывной элемент»улыбнулся,                     глазами жалея меня,                                                        как при грустном гадании:«Эх, мучача…                          А может быть, внук твой когда-нибудьна свиданье придёт                                      не под чей-нибудь —                                                                           мой монумент…»Он сказал это, может, не очень-то скромно,но когда увели его не в тюрьму,

а швырнули в бетономешалку,                                                бетон выдающую с кровью,почему-то поверила я ему.Он писателем был.                                Я припрятала при конфискации                                                                                        тоненький том,а когда я прочла —                                    заревела,                                                       как будто пробило плотину,ибо я поняла                          не беременным в жизни ни разу ещё животом,что такие, как он,                                 и спасали мою Аргентину.А другого писателя                                    в спину пихнули прикладом при мнеи поставили к стенке,                                     но не расстреляли, подонки,а размазали тело его                                     «студебеккером»                                                                     по стенетак, что брызнули на радиатор                                                        кровавые клочья печёнки.Все исчезли они без суда.                                               Все исчезли они без следа.Проклиная своё невежество                                                   патриотической дуры,я ушла из полиции                                и поклялась навсегдастать учительницей литературы!И теперь я отмаливаю грехив деревенской школе,                                       куда попросилась,и крестьянским детишкам                                                читаю стихиэтих исчезнувших —

                                       desaparecidos.А ночами                я корчусь на безмужней простыне,с дурацкими коленками,                                       бессмысленно ногастая,и местный аптекарь                                  украдкой приходит ко мнеи поспешно ёрзает,                                 не снимая галстука.Даже голая                   с кожи содрать не могу полицейской формы.Чтобы дети мои и аптекаря                                                во чреве моём потонули,я глотаю в два раза больше нормыпротивозачаточные пилюли.Некоторые мечтают                                    хотя бы во сне навестиполицейский порядок,                                      чтоб каждому крикнуть:                                                                              «Замри!»А я каждый день                             подыхаю от ненавистик любому полицейскому                                          на поверхности земли.Ненавижу,                    когда поучает ребёнка отец,                                                                     не от мудрости                                                                                               полысевший,ненавижу, когда в педагогах —                                                       и то полицейщина.Так я вам говорю,                                   Магдалена,                                                       бывшая женщина-полицейскийи, к сожалению,                               бывшая женщина…