мы приехали
на Украину,
то там случилось
очень много всякого
смешного.
Смешно было,
когда мы
сидели ещё
на платформе
в Харькове,
где у нас была
пересадка
на другой поезд.
Мама пошла
покупать
билеты, а
меня оставила
с тётей Тамарой
караулить
вещи. Потом
мама вернулась
и сказала,
что не уверена,
что нам удастся
купить билеты
до ночи. И
сказала,
что еле
нашла дом,
где продают
билеты. И
что номер этого дома
– четырнадцать.
Ма
ма
посоветовала
тёте Тамаре
записать этот номер,
чтобы ей было
легко
найти его на обратной
дороге. А тётя
Тамара
сказала,
что ей не надо ничего
записывать,
потому что этот номер
очень легко запомнить.
Она сказала,
что её сыну
тринадцать
лет. Поэтому надо только прибавить
единичку, и
тогда получится
четырнадцать.
Бли
же
к ночи мама
уложила
меня спать на
платформе,
прямо на наших
вещах. А мимо
нас проходил
какой-то
человек в форме
и он нам сказал:
«Чого вы
тут розляглыся?»
Тё
тя
Тамара потом
нам сказала,
что он говорил
по-украински.
И что теперь
так все будут
говорить. И то, что он
нам сказал,
означало:
«Что вы тут
разлеглись?»
Но да
же
без помощи
тёти Тамары
мы с мамой поняли,
чтоэтот
человек
в форме
говорил.
В тот
мом
ент мама
очень перепугалась,
что он может
нас прогнать,
и стала ему
объяснять,
что мы ждём
билеты. Но этот человек
всё
продолжал
нас ругать,
а потом он
неожиданно
ушёл и больше
не возвращался.
Когда
человек в форме
ушёл, тётя
Тамара
сказала,
что надо
было дать
ему три
рубля, тогда бы он сразу
от нас отстал.
А ма
ма
всё
переживала,
что нас могут
прогнать с
платформы.
Но потом она успокоилась.
И мы с мамой
даже стали
смеяться. А
смеяться
мы стали
потому, что
всё время
вспоминали,
что нам
сказал этот
человек
в форме. У
него буква «г»
звучала
почти как
«х». Поэтому он сказал не
«чого вы
тут розляглыся?»,
а он сказал «чохо
вы тут
розляхлыся?»
Поздне
е
мама сказала мне,
что, на самом-то
деле, не надо смеяться,
когда ты
услышал,
что кто-то говорит не так,
как ты. Потому
что все
говорят
по-своему.
Вот, например,
украинцы
не смеются
над тем, как
мы с мамой
говорим.
Хотя им тоже, наверное,
смешно это слышать.
Пото
м
мне мама ещё
сказала,
что боится,
что тётя
Тамара не
запомнит номер
дома, где
продают
билеты,
потому что
у тёти Тамары
плохая память.
А память у
неё плохая,
потому что
ей на голову
как-то упал
платяной
шкаф. С тех
пор у неё и
стала плохая
память.
Когда
мы уже приехали
на место, мама
отправилась
куда-то
получать наши
вещи, которые
шли багажом.
А когда мама
распаковала
вещи, то
оказалось,
что наше
жестяное
корыто всё
смялось. Оно
имело такой
смешной
вид, что даже
мама стала
смеяться.
Хотя она,
конечно, очень переживала,
что ей не в
чем будет стирать. И
она сразу
села писать
письмо папе.
Она написала
ему, что
случилось
с нашим корытом.
И спрашивала
его, что же
ей делать и
как теперь
стирать.
И ещё
мама каждый
день спрашивала
у хозяина дома,
где мы снимали
комнату, не
пришло ли
письмо от папы.
А когда наш
хозяин увидел
корыто, он
спросил у мамы:
«Що це такэ?»
И мама ему
пожаловалась,
как наше
корыто испортили.
А хозяин
сказал, что
он это корыто может
быстро
поправить.
И он на самом
деле быстро
его обстучал
и исправил.
А ма
ма
всё волновалась,
почему папа не пишет.
Ещё она волновалась,
что папа
будет
переживать
по поводу
корыта. Хотя
теперь уже переживать
не надо было.
Письмо
от папы
пришло через
две недели
после того,
как мы уехали
из Москвы. И
мама очень обрадовалась,
что от папы
пришло
письмо. Она сама
читала его несколько
раз и мне это письмо
читала.
Оказа
лось,
что папа
написал
нам письмо
через день
после того,
как мы уехали.
И как только мы поняли это,
то сразу стало
ясно, что
про корыто
в письме не
будет ничего.
На
ши соседи,
которые
снимали комнату
в том же доме,
тоже
получили
письмо. Они
вынесли его во двор
и читали
вслух. И все
слушали,
потому что
там было
много
всякого
про погоду
и про то, что
продаётся
в магазинах.
И сосе
ди
сказали,
что пойдут
писать ответ,
насколько
можно больше на
Украине
всего купить
и как это
всё дёшево.