Фурии

Ее тон задел меня, я медленно выдохнула сквозь зубы.

«Этой сучке только бы всех поучать» – так я как-то сказала об Алекс за глаза, выпив слишком много сладких коктейлей с водкой. Я заметила, что в глазах Робин мелькнула усмешка, и подумала, что, может, и она вспоминает тот разговор. Не дав мне заговорить, Робин обняла меня за печи. Я отпрянула, оттолкнув ее.

– Нет, – сказала я. – Нет, Робин. Забудь.

Робин уставилась на меня, на шее проступили жилы.

– Что ты…

– Просто оставь это, Робин. Я в эти игры не играю.

Я выбежала из комнаты, девушки молчали, а я слышала, как пульс бьется в ушах. Минуту я постояла за дверью, надеясь, что меня остановят. Но лифт уже приехал, а они даже не пошевелились.

Они продолжали сохранять молчание, словно ждали, пока я уйду.

Я вновь и вновь перечитывала слова, стараясь не обращать внимания на безжалостное постукивание его ручки. Усыпляющее тепло от работающего радиатора, запах толстого слоя пыли на нем (шелушинки омертвевшей кожи, подумалось мне; обугленная плоть). Я отодрала зубами кусочек сухой потрескавшейся кожи с губы, оставив на странице кроваво-красное пятнышко.

Снаружи послышался скрип ворот, один поворот ключа, за ним второй. Процокали, затихая, каблуки миссис Коксон, дверь за нею закрылась. С некоторого времени этот звук, это последнее действие, этот мертвенный щелчок стали мне противны: казалось, что во время нашей совместной вечерней работы мы с деканом были единственными людьми – а еще точнее, единственными живыми существами в школе.

Он на мгновение оторвался от рукописи и посмотрел на меня.

– Ну, как там у вас дела?

– Отлично. – В моем голосе прозвучало легкое раздражение. Я вернулась к рукописи. Почерк у декана был таким мелким, что в первые недели работы мне едва удавалось его разбирать, хотя потом – к какому-то странному для меня удовлетворению – я более или менее привыкала к этим каракулям, манере писать заглавные буквы и вычеркивать слова. Мои обязанности заключались в простом переписывании, переносе этих каракулей на карточки, которые я то и дело находила прикрепленными к стене в самых разных сочетаниях.

Порой я натыкалась на знакомые имена – я видела их высеченными на покрывшихся мхом надгробиях, у которых мы останавливались в тот первый вечер, или нацарапанными на полях книг, что я просматривала в башне в ожидании начала урока Аннабел, – смысл был непонятен, связь казалась случайна.

– Да? А то я слышал, как кто-то вздыхает, – улыбнулся он. – Вы уверены, что…

Я бросила на него быстрый взгляд, ощущая неловкость – будто бы ему что-то было известно и он предвкушал момент разоблачения.

– Не обращайте внимания. – Я отвернулась. – Кстати, какое отношение эта история имеет ко всему остальному?

Разумеется, я знала какое, – знакомые имена: Джейн Уайт, мисс Баучер, белладонна в молоке. Но о ее смерти в его заметках ничего не говорилось – только о том, что во время процессов Джейн жила в городе и скончалась при таинственных обстоятельствах всего за несколько недель до того, как Баучер сожгли на костре. Дурацкое занятие, мы оба только тратим свое время.

Он выглянул во двор: серебристый вечерний свет, силуэты домов, окутанных стелющимся туманом. Всю неделю туман липнул к зданиям – последний вздох зимы. Кампус был почти не виден, за исключением нескольких квадратов света, разрывавших туман, – это были золотые циферблаты башенных часов, четыре луны Колокольни. Мне удавалось избегать разговоров с подругами, хотя они продолжали бросать на меня сочувственные взгляды, которые только усиливали чувство стыда.

– Пожалуй, действительно описание суховатое, – задумчиво сказал он и, повернувшись ко мне спиной, тяжело поднялся с места. – Давай прогуляемся.

Я уставилась на него, почувствовав, как сдалось сердце от его слов и голоса – эха голоса Тома.

– Было бы здорово, сэр, – я слегка покачала головой. – Но извините, я сегодня…

Не договорив, я ощутила, как страх сдавил мне горло ледяной хваткой.

– Вайолет? – произнес он, немного помолчав.

– Я… – Почувствовав, что голос мой дрожит, я попробовала начать заново: – Я поссорилась. С подругами.

Он медленно опустился на стул.

– С какими подругами?

– Робин, Алекс и Грейс. – Называя имена одно за другим, я испытала легкий укол совести: несу бог весть что, как ребенок. Узнают – никогда мне не простят.

– Хм.

Он сложил руки на груди, пиджак при этом немного натянулся в плечах. После истории с Томом я стала иначе оценивать габариты мужчин, их физическую силу; декан сейчас казался мне фигуристым, широкоплечим, способным на… Я на мгновение закрыла глаза, мысли метались в голове.

– Знаете, – мягко заговорил он, – обычно в таких случаях я предлагаю как-то договориться. Вечно пребывать в ссоре просто нет смысла. – Он задумчиво вздохнул. – Но в данном случае, вынужден признаться, у меня есть сомнения.

Я подняла голову и посмотрела на него, подавив вспышку гнева.