— А… разве там что-нибудь осталось? — наконец-то выжал из себя Гопников, переминаясь на ватных ногах.
— Сейчас там обычная воинская часть, — просто ответил Никанор Семёнов, поёрзав в кресле. — Наверху. А что внизу — никто не знает. Завода «Хозтехник», который вы представляли Америке, как ориентир, тоже нет — вместо него курган.
Гопников почувствовал, как по всему его телу вмиг разлился могильный холод, как страшный ступор сковал его с головы до ног.
— Не пугайтесь, — усмехнулся Никанор Семёнов, и Гопникову показалось, что у него изо рта сверкнули клыки вампира. — Это я так, к слову сказал. От Америки вы давно и необратимо оторваны. Сейчас не имеет значения, на чью разведку вы работали раньше. Имеет значение только то, что вы работали на «Наташеньке» и были знакомы с исследованиями Генриха Артеррана. Да, не простой это был прохвост, скажу я вам, — Никанор Семёнов слегка подался вперёд, водрузил руки на стол и сцепил в замок свои узловатые пальцы. — Его задрала горилла… Тьфу ты, чёрт! А вам придётся раскрыть все тайны, которые он после себя оставил… Садитесь, чего вы стоите! — он указал Гопникову на свободное кресло.
Гопников подавил в себе комплекс плебея, прошёл по ковролину в грязных ботинках и пристроился на краешке кресла, боясь заляпать грязью со своей рванины его белоснежную чистоту.
— Не скрою, — продолжал Никанор Семёнов, не обращая внимания на крайнее смущение и подавленность Гопникова. — Мы посылали сюда десант, разведчиков, бойцов… Семь раз посылали спецподразделения. Семь. И все семь бесследно исчезли. Я склонен полагать, что они заблудились в подземных лабиринтах. Там специально всё было построено так, чтобы чужаки попадали в ловушки и пропадали. Но вы сами работали там, и поэтому я потратил уйму денег на то, чтобы разыскать вас. Как, однако, вы опустились, профессор. Жить в подвале, с грязными пьяницами, ну что вы? Я знал, что вы попробовали один из его образцов. Между нами — я тоже попробовал. Эмма, вы её знали, продала мне пробирку. Там было на донышке, и я всё выпил. Гадость ещё та, скажу я вам, но некоторые положительные изменения она мне принесла. Но, не будем обо мне, давайте, лучше, поговорим о вас. Вы работали с Генрихом Артерраном и знаете, где находилась его лаборатория. Ваша задача — попасть туда снова и передать мне всё, что вы там найдёте.
— Но… — Гопников сказал: «Но», потому что знал, что Генрих Артерран не погиб от зубов и когтей гориллы. Он хотел сказать об этом Никанору Семёнову, и вот тогда-то впервые почувствовал на себе проклятую «звериную порчу». Вместо того, чтобы произнести человечьи слова, Гопников внезапно испустил бараний рёв. Это произошло так неожиданно, что даже каменный Никанор Семёнов выкруглил глаза и крякнул.
Сам же Гопников зажал обеими руками свой рот и молча, моргал, глазея на Никанора Семёнова. Никанор Семёнов очень быстро взял себя в руки. Он восстановил на лице маску статуи и сказал лишь вот, что:
— Я надеюсь, что вам ясна задача. Я буду снабжать вас всем необходимым, а вы в свою очередь — передавать мне всё, что вам удастся разыскать. Тут есть телефон и рация — вы всегда сможете связаться со мной. До встречи, Гопников, мне пора.
Никанор Семёнов вылез из кресла и направился к выходу, но Гопников успел остановить его.
— Скажите мне, что со мной? — вопросил он, положив свою руку на плечо Никанора Семёнова.
— Генрих Артерран и вас наградил, — буркнул в ответ Никанор Семёнов и удалился, сбросив с плеча дрожащие пальцы Гопникова.
С тех пор Гопников стал жить в деревне Верхние Лягуши. С местными жителями он мало общался. А они боялись его, сочиняли про него некие страшные небылицы, называли не то «чёртом», не то «кэгэбэшником». Гопников не обращал внимания на небылицы — у него были другие проблемы. Гопников нашёл способ пробраться в подземные помещения «Наташеньки», и даже почти что попал в лабораторию Артеррана. Но Гопникова постигла досадная неудача: тот коридор, по которому его проводила Эмма, оказался завален монолитной массой земли и камней. В лабораторию, несомненно, был ещё и другой вход, однако Гопников не знал, где он находится. Он много раз лазил в катакомбы, ходил по ним, искал этот дурацкий второй вход, но так и не нашёл. Никанор Семёнов наседал на Гопникова со своими требованиями, однако Гопникову нечего было ему сказать…
А однажды ночью Гопникова разбудил шорох. Да, в этом огромном доме, где до Октябрьской революции жили русские помещики, Гопников так чутко спал на широкой и мягкой кровати, что его будили даже шорохи. Тут были крысы, летучие мыши, а Гопников страдал суевериями и всегда выгонял этих животных из дома. Но этот шорох произвела не крыса, и тем более, не летучая мышь. Открыв глаза, Гопников увидал в спальне человека.
— Проснулся… — пробурчал гость, повернувшись к Гопникову затылком.
Спросонья Гопников не понял, кто это такой к нему пожаловал: подумал, что это — Никанор Семёнов, или кто-то от него.
— Я не смог найти, — вздохнул Гопников, понимая, что этот ночной визит не сулит ему ничего хорошего.