— Я знаю, — отрезал ночной визитёр, всё не желая повернуться к Гопникову лицом. — Вы и не найдёте. Вы только скажете Никанору Семёнову, что нашли.
Только теперь Гопников понял, что этот человек, чью спину он сейчас лицезрел, явился сюда не от Никанора Семёнова, а откуда-то ещё, неизвестно, откуда. Гопников неподвижно сидел на кровати, машинально комкал в кулаке одеяло и чувствовал, как его ночной колпак постепенно спадает ему на лоб.
— В-вы кто? — пролепетал Гопников, предполагая, что попал-таки в чью-то западню.
Незнакомец промолчал. Он только повернулся лицом, и Гопников узнал его: Генрих Артерран — вот, кто явился к нему среди ночи, непостижимым образом преодолев несколько запертых металлических дверей и сигнализацию.
— Вы скажете Никанору Семёнову, что нашли всё, что нужно, — повторил Генрих Артерран, состроив кривую усмешку. — И вызовете его сюда. Другого выбора у вас нет. Вы вернулись сюда опять, хотя могли бы выбрать смерть.
— Что значит — смерть? — пискнул Гопников и отполз на кровати к стеночке. Уж не собирается ли этот сумасшедший прикончить его??
— Когда Никанор Семёнов нашёл вас в подвале, вы могли бы покончить с собой, — спокойно изрёк Генрих Артерран, не моргнув и глазом. — Но вы согласились на его условия. Теперь вам придётся согласиться на мои. Вопросы есть?
Гопников давно уже забыл все вопросы: те, которые собирался задать, а так же те, которые не задал бы и под пистолетом. Он натянул ночной колпак на уши и тупо промычал:
— Нееее…
— Вопросов нет, — кивнул Генрих Артерран и протянул Гопникову мобильный телефон — в те времена предмет великой роскоши. — Звоните.
Рука Гопникова сама собой схватила этот телефон. Он позвонил Никанору Семёнову. Гопников даже не помнил, что именно он ему сказал. Честное слово, вылетело из головы… или может быть, это говорил не он, а кто-то другой его устами? После этого Гопников никогда больше не видел Никанора Семёнова, и не знал, что Генрих Артерран с ним сделал, и сделал ли вообще…
А спустя ещё некоторое время — внезапно явился Росси. Нет, сам он не приезжал в Верхние Лягуши — к Гопникову приехал человек по имени Мартин Мильтон — доверенное лицо этого самого Росси. Мильтон был настроен весьма и весьма серьёзно — почти так же, как и Генрих Артерран: либо сотрудничество, либо смерть. Гопников чуть ли не вжимался в стенку, когда Мильтон, чинно прохаживаясь перед его носом, требовал выдать тайны базы «Наташенька» своему боссу Росси и ГОГРу. Гопников устал от всех этих требований, запугиваний и угроз — он хотел одного: спокойной старости. И поэтому, желая сбросить со своих плеч непосильную ношу, взял и выдал Мильтону Генриха Артеррана. Мол, Генрих Артерран начал все эти эксперименты — пускай он и отдувается! Мильтон обрадовался, однако от Гопникова не отстал. Его обязали снова работать на ГОГР — не только в качестве учёного, но и самого настоящего шпиона, почти такого же, как Штирлиц. Задание его было таким: втереться к Генриху Артеррану в доверие, начать работать вместе с ним и добиться, чтобы Генрих Артерран ввёл его в курс своих исследований. Гопников, конечно отказывался: ведь от него требовали невозможного. Но Росси — через Мильтона — отрубил: «Или сотрудничество, или смерть». Да, да, это их любимая общая тема. Гопников уже устал от жизни — слишком уж длинной получилась его жизнь. Но и умирать тоже не хотел — не давал подспудный животный страх перед уходом из жизни, оставшийся в наследие современному человечеству от далёких диких предков. Гопников принял условия ГОГРа.
Генрих Артерран, кажется, не заподозрил Гопникова в связи с ГОГРом и даже приблизил его к своим делам. Часто Артерран поручал Гопникову некоторые опыты с теми веществами, которые он синтезировал из того, что называлось «прототипом». Гопников работал с крысами и обезьянами в одной из уцелевших подземных лабораторий. После каждого опыта он обязан был писать Артеррану подробный отчёт. А результаты, которые он получал, были не далеки от фантастики. Гопников сам снимал на видеокамеру крысу, которая встала на задние лапы, а передними взяла карандаш и написала на столе несколько корявых, кособоких букв. Сначала Гопников не понял, что нацарапало на белоснежной столешнице это животное, рождённое природой быть бессловесным. Но, присмотревшись, разобрал в каракулях свою фамилию, написанную по-русски, но наоборот и буквами в зеркальном отображении…