G.O.G.R. (СИ)

Пока они решали, кому какая роль достанется в этой дьявольской «охоте на ведьм», психиатр Ежонков отстроился от их горячей полемики и погрузился в глубокое раздумье. Недобежкин сказал, что он не знает «петушиного слова»… Петушиное слово, петушиное слово, петушиное слово… Что такое это «петушиное» слово? Почему «петушиное»? Стоп! А кажется, этот быковатый дуболом Недобежкин всё же, прав… Нет… Да… Если бы он был абсолютно быковатым дуболомом — он не продвинулся бы до начальника милиции… Хотя из СБУ его попёрли… Но не глупость, а за длинный нос. Очень возможно, что «петушиное слово» — это секретный пароль, с помощью которого «верхнелягушинский чёрт», или фашистский агент, или кто он там такой — заблокировал сознание тех, кого попортил «звериной порчей»! Ежонков не знает его, этот пароль, и поэтому не может снять выборочный гипноз! И слово никакое не петушиное, а вполне человечье! Тут и магии не надо, чтобы понять! Никакое это не чернокнижие, а вполне научный способ воздействия на психику человека! Чёрт, и почему это Ежонков сам не додумался до этого раньше? Теперь далёкий от гипноза и психиатрии Недобежкин спишет эту небольшую победу на себя… Ну да ладно — в условиях войны все средства хороши и не следует подводить всё дело из-за одной несчастной медали — пусть даже и золотой…

— Я знаю! — взвизгнул Ежонков и подпрыгнул так, что задрожал пол.

От его щенячьего визга вздрогнули все, даже «агент 007» Смирнянский и по-начальственному выдержанный Недобежкин.

— Чего? — грохотнул милицейский начальник, повернув в сторону Ежонкова недовольное усатое лицо.

— Петушиное слово! — воскликнул Ежонков. — Я знаю, что такое петушиное слово!

— Ты что, Ежонков, какие петухи? — сморщился Смирнянский, досадуя на то, что Ежонков своими криками невпопад прервал его раздумья над «гениальным планом». — Мы тут обсуждаем дела, а он каких-то петухов пихает!

— Заткнись! — обиделся Ежонков. — Ты, Игорь, амбал, а я — психиатр! Я открыл способ снятия выборочного гипноза! А вот твоя ловля на живца просто чушь собачья!

— Да? — надвинулся на Ежонкова Смирнянский и даже стиснул костлявые кулаки.

— Стоп! — разнял их Недобежкин. — Давай, Ежонков, выкладывай, что ты там открыл?

— Кузи-кузи! — ехидненько протянул в адрес Смирнянского Ежонков, состроил ему «козу» и по-королевски чинно опустился в кресло Недобежкина.

— Рррр! — озлобленно рыкнул Смирнянский и отвернулся к стенке.

А вот Пётр Иванович сам не заметил, как проникся безотчётной радостью и выпустил на лицо достаточно дурацкую улыбку: если Ежонков не ошибается и не врёт, то сможет и его освободить от «мегекости»!

— Так вот, — начал Ежонков, подбоченившись, словно уже всех победил. — Этот фашистский агент, который загипнотизировал тут всех, предположительно, это Зайцев, заблокировал сознание своих жертв паролем. Петушиным словом, как ты, Васёк, сказал. Я понял принцип его действия и теперь легко и просто освобожу всех от «звериной порчи». Я — гений! — вырвалась из Ежонкова похвала самому себе.

— Ну, да, гений… — оскалился Недобежкин и согнал Ежонкова со своего кресла. — Тогда, гений, вот твой первый пациент: расколдуй Серёгина! Авось, получится?

— Грубо так! — это Ежонков обиделся на то, что Недобежкин согнал его с кресла. — А Серёгина — раз плюнуть! Не такой он и крутой — этот Зайцев!

Пётр Иванович по инерции собрался вставить словцо про монстра-тень, но его «словцо» непроизвольно получилось козьим.

— Давай! — Недобежкин предоставил Серёгина в распоряжение Ежонкова. — Мели, Емеля, твоя неделя!

— Сам ты Емеля! — огрызнулся Ежонков и подобрался поближе к Серёгину. — Емельян!

Пётр Иванович ощутил на своей спине мурашки: при всей своей милицейской храбрости он подспудно, неявно побаивался всех этих «сверхъестественных» фокусов с мозгами.

— Эй, Ежонков! — Смирнянский заставил себя позабыть обиду и обратить внимание Ежонкова на свою персону. — Если с Серёгиным выгорит — попробуй меня вылечить, а?

— Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево, — саркастически усмехнулся Ежонков. — Ты ведь слесарь, Игорёша, а я — профессор психиатрии!

— З-задуш-шу… — сквозь зубы прошипел Смирнянский.

Но Ежонков его уже не слушал, а вплотную работал над мозгами Серёгина. Пётр Иванович был погружён в гипнотический сон. Он сидел неподвижно и потихоньку сползал со стула, а гипнотизёр Ежонков, совершая короткими ручками пассы над его головой, что-то нечленораздельно бормотал ему на ухо. Сам Серёгин видел себя так, словно бы сидел не на стуле в кабинете начальника, а прямо на воздухе в некой незнакомой комнате, где все стены, пол и потолок были сделаны из чего-то невозможно белого.

— Вспомни, вспомни, вспомни! — твердил над ухом чей-то электронный голос. — Слово! — прогрохотал он так, что едва не оглушил Серёгина.