— Эй, я слышал, они — демоны, — опасливо подзуживал второй, пихал первого в бок локтем и отходил назад.
— Мы всегда можем принести его в жертву Агни, — заключил третий и даже приблизился к белому человеку на несколько шагов.
Генрих Артерран совсем не хотел быть принесенным в жертву какому-то там Агни — не для этого он затеял всю эту афёру с поисками в Тибетских горах. Он привстал с холодной земли, немного выбрался из-под снега, который его завалил и начал придумывать, как бы ему отбояриться от демонического амплуа, которое в данный момент ему совсем не подходит. Но тут круг собравшихся вокруг него варваров разомкнулся: люди разошлись в стороны, пропуская вперёд группу монахов в длинных жёлтых балахонах из лёгкой тонкой ткани. Странные они существа, эти монахи — на дворе минусовая температура, а они разгуливают в каких-то летних халатиках и даже глазом не моргнут. Монахов было пятеро: четверо помоложе, и один совсем древний старичок. Лица у всех смиренные, добродушные, конечно, ведь в их уставе написано: «Не задави жучка». Но Генрих Артерран уже на собственном горьком опыте убедился, что пытаться воевать с этими «божьими одуванчиками» — себе дороже, можно попасть впросак и даже поплатиться жизнью. Дуболомы эсэсовцы уже пытались разгромить какую-то пагоду, ощетинились автоматами, побежали и… получили, еле ноги унесли. А ведь у монахов вообще оружия не было, только парочка каких-то первобытных палок. Генриха Артеррана очень заинтересовали их боевые искусства… и кажется, ему может выпасть шанс кое-чему научиться…
Узрев, что эти монахи, которых тут называли так же, как южноамериканских верблюдов — «ламами» — приблизились к нему вплотную и глазеют на его лохмотья, Генрих Артерран состроил страдальческую мину.
Престарелый лама согнул свою сухую спину, наклонив к белому и изрядно замёрзшему пришельцу морщинистое лицо, и проронил несколько слов. Его рот не изобиловал зубами, монах шамкал, как испорченный патефон, страшно искажая слова, но Генрих Артерран напряг мозги и разобрал, что он спрашивает у него, как он сюда попал.
Говорить правду не хотелось: скорее всего, им не понравится, что Генрих Артерран припёрся сюда с экспедицией, которая хотела увести у них меч Тимуджина и разграбить их храмы. Тогда его точно принесут в жертву какому-нибудь богу — если не языческому Агни, то буддийскому дьяволу Мару…
— Я — отшельник, — соврал Генрих Артерран. — Я ушёл от мира и стремлюсь к просветлению.
Старый монах задумался, наморщил низенький обезьяний лобик, потеребил корявыми пальцами свой жёлтый балахон, а потом подал какой-то знак своим спутникам — молодым монахам. Генрих Артерран не шевелился. Два монаха подошли к нему, протянули руки и помогли вылезти из того сугроба, в котором он сидел. Поднявшись на ноги, Генрих Артерран зашатался от голода и слабости. Но это мелочи, ведь можно поесть и отдохнуть. Главное, что он ничего себе не сломал.
— Идём! — распорядился старый монах, и Генриху Артеррану ничего больше не оставалось, как поплестись туда, куда они его повели.
Да, дорога оказалась нелегка: узенькая тропинка между бездонным ущельем и высоченной отвесной скалой. Тропинка круто уходила вверх, временами приходилось даже карабкаться, а ещё — перепрыгивать через широкие трещины, такие же глубокие, как ущелье слева от тропики. Возможно, подобные пути очень нравятся каким-нибудь горным козлам: удобно убегать от хищников. Но только не людям… Однако несмотря ни на что, монахи проворно и весело прыгали через трещины и карабкались вверх по почти отвесным склонам не хуже тех горных козлов — особенной проворностью отличался дедуля: обогнал молодых метров на двести. Генрих Артерран, конечно же, не обладал такой прекрасной физподготовкой, кроме того, он не ел — он уже даже не помнит, сколько дней. Но всё равно, даже, несмотря на этот факт, нести его никто не собирался. Генрих Артерран много читал о культуре Тибета — переворошил целую кипу трудов знаменитых путешественников и востоковедов, Вильяма Томпсона, например. И поэтому знал, что монахи-ламы таким образом проверяют его парадигму, а если им что-то не понравится — они спокойно могут сбросить его во-он в ту пропасть… Нет, о пропасти, пожалуй, лучше не думать — слишком уж она глубока. Генрих Артерран, хоть и отстал порядочно от этих самых монахов и пыхтел, отдуваясь, но всё равно не сбавлял оборотов и не терял этой самой парадигмы — лез вперёд и вверх. В глаза ему нещадно светило яркое горное солнце, снег искрился в его лучах так, что было больно на него смотреть. Генрих Артерран лез практически на ощупь, пару раз едва не сорвался. Ему удавалось зацепиться и не упасть, но если бы он упал, от него бы осталась отбивная котлета: глубина каждой трещины не меньше километра, а страховки у него нету, потому что он потерял верёвку в буране.