Гадкая ночь

Что осталось от Вены? От евреев, составлявших ее славу? От композиторов Малера, Шёнберга, Штрауса, от писателей, поэтов и драматургов Гофмансталя, Шницлера, Бер-Хофманна, Альтенберга, Цвейга, от актера и режиссера Рейнхарда и даже нюхальщика трусиков доктора Фрейда?

Дирижер сидел на банкетке в глубине старой галереи кафе «Ландтманн» [87] (он ни за что на свете не занял бы место на новой – застекленной – среди туристов), ужинал эскалопом и читал «Кроне», посматривая на здание ратуши, которую на глазах засыпа́ло снегом, – и вдруг поймал свое отражение в стекле: «Выгляжу как старик – кожа желтая, вся в пятнах, взгляд злобный, зато осанка величественная, особенно в этом длинном черном пальто с меховым воротником». Из правого кармана зазвучали первые такты «Венгерского танца № 1» Брамса. У всех его важных контактов был свой рингтон. Эта музыка обозначала крайне важного собеседника.

– Слушаю.

– Ребенка нашли.

– Где?

– На одном пиренейском хуторе.

– А он?

– Пока неуловим. Но рано или поздно покажется.

– Идущему по снегу не скрыть своих следов… – процитировал китайскую пословицу Цехетмайер. – Хорошая работа.

Но собеседник уже отключился – вежливость тоже осталась в прошлом. Наверное, пора набрать другой номер. Дирижер раздобыл его, когда учил музыке заключенных. Помогал им «сбега́ть» с помощью Малера. Он и сам занимался тем же всю жизнь – прятался в музыке от мерзостей современного мира.

29. Беспощадный

В ту ночь в маленьком отеле в горах Сервасу приснился сон. Он в вагоне парижского метро. Замечает среди людей Гюстава. Поднимается с места – сердце колотится как сумасшедшее, – идет по центральному проходу, расталкивает людей локтями, чтобы добраться до мальчика. Поезд въезжает на станцию «Сен-Мартен». На самом деле станции с таким названием нет. «Сен-Мишель», «Сен-Сюльпис», «Сент-Амбруаз», «Сен-Жермен-де-Пре», «Сен-Филипп-дю-Руль» – есть. А «Сен-Мартен» отсутствует. В реальной жизни. Не во сне. Пассажиры смотрят осуждающе, некоторые – зло. Плевать. Он вот-вот доберется до Гюстава, но поезд останавливается, двери открываются, толпа выходит. Сервас вываливается на платформу, видит малыша, тот направляется к эскалатору. Мартен пытается прорваться через толпу, но его отбрасывают назад.

– Гюстав! – кричит он.

Мальчик оборачивается, смотрит на него. Сервасу кажется, что он сейчас умрет от счастья, но видит в детских глазах страх. Гюстав ныряет вниз, между людьми, чтобы… убежать! Пятилетний ребенок. Один в метро. Сервас взбирается по эскалатору через две ступеньки, с энергией отчаяния отпихивая от себя окружающих. Наконец-то развилка коридоров. Никого.

Он один.

На горизонте ни души. Тишина звучит на особой частоте. Сервас оборачивается. Эскалатор пуст, как и платформа внизу. Мартен зовет Гюстава – и слышит в ответ лишь эхо. Он один. Он потерялся. Все коридоры – тупики. Ни выхода, ни надежды. Он заперт под землей на веки вечные.

Сервас хочет закричать – и пробуждается. Кирстен спит. Он слышит ее дыхание.

Они не задернули шторы, и в неземной голубоватый сумрак комнаты через окно проник фосфоресцирующий свет, образовав на полу прямоугольник.

Сервас откинул простыню и пуховое одеяло, подошел к окну. Свет в шале давно погасили, и в его темных очертаниях появилось что-то враждебное, пугающее. Снежный пейзаж навеял сыщику мысли о водяном рве вокруг крепости, защищающем обитателей от захватчиков.

Стекло запотело от его дыхания, и он вернулся досыпать.

* * *

– Я останусь здесь, – объявила за завтраком Кирстен. – Посмотрим, удастся ли мне делать два дела одновременно – наблюдать за шале и двигаться на снегоходах. Это лучше, чем сидеть все время взаперти.

– Ладно…

Сервас собирался вернуться в Тулузу, сдать оружие, потом отправиться в медиатеку или книжный магазин, купить книжку Лабарта и к вечеру вернуться. Кроме того, несмотря на субботу, нужно позвонить Роксане Варен – пусть в понедельник, прямо с утра, займется усыновлением Гюстава и узнает все детали. Мартен набрал номер Эсперандье. Тот слушал We are on Fire в исполнении дуэта «Мистер эйрплейн мэн», но ответил сразу.

– Проверь, не было ли у Лабартов в прошлом приводов и судимостей, и пропусти обоих через картотеку правонарушителей, совершивших преступления на сексуальной почве или с особой жестокостью.

«Сочинения» Лабарта свидетельствовали о его интересе к сексуальным практикам такого… толка, которые порой толкают их адептов на нарушение закона.

– Ух ты! Кто они такие, эти клоуны, что ты даешь мне срочное задание в субботу?

– Университетский профессор и его жена. Займешься ими в понедельник, не откладывая. Поцелуй Шарлен…

– Профессор? Серьезно? Что они натворили?

– Вот ты мне и расскажешь.

– Это связано с мальчиком?

– Мы нашли Гюстава. Лабарты его… опекают.

Последовала долгая пауза, потом Эсперандье воскликнул негодующим тоном:

– И ты вот так, между прочим, мне об этом сообщаешь?!

– Мы только вчера всё выяснили, – сказал Сервас, понимая, что Венсан имеет полное право яриться.