Гадкая ночь

Сервасу было известно, что на панели в Тулузе работают сто тридцать проституток, в основном болгарки, румынки, албанки и нигерийки. Они принадлежали сутенерам, меняли города и страны. Лумо называл это сообщество порнографической Европой. Он затянулся, пытаясь согреться.

– Еще была жалоба, поданная одной девушкой: она якобы не по своей воле оказалась на садомазохистской вечеринке, где подверглась насилию и жестокому обращению. Позже она забрала свою жалобу, а парочка уехала отдыхать.

– Знаю, – мрачным тоном ответил Сервас.

– Почему ты ими интересуешься?

– Они засветились в одном деле…

Птицеголовый сыщик пожал плечами.

– Понимаю, больше сказать не можешь… Ты должен иметь в виду, что Лабарты – чемпионы среди психов. Рано или поздно на одном из их чертовых сборищ случится несчастье. Я всегда считал, что им не избежать встречи с криминальной полицией.

– Что заставляет тебя так думать? – Сервас положил на стол книгу Лабарта.

Над Тулузой зависло низкое серое небо. В декабрьском свете лицо Лумо напоминало маску.

– Их праздники были очень буйными и жестокими. У Лабартов много знакомых среди тулузских… сексоголиков. Все они жаждут новых ощущений и любят экспериментировать.

Новые ощущения. Звучит вполне пристойно. Сервас вспомнил похожие празднества, которые Юлиан Гиртман устраивал на своей вилле на Женевском озере, когда был прокурором. Еще одно совпадение.

– Как ты все это разузнал?

Лумо отвел взгляд и пожал плечами.

– Просто разузнал, и всё. Это моя работа.

– Насколько жестокими были их игры?

– В обычных пределах, но иногда они заходили слишком далеко. Девушек, хотевших пожаловаться, «разубеждали».

– Как?

– Сначала деньгами. У гостей Лабартов их было полно. За вход, кстати, тоже платили. Участвовали влиятельные люди – судьи, политики, даже полицейские…

«Всё те же слухи, – подумал Сервас. – Этот город жить не может без сплетен». Он прищурился, чтобы лучше видеть собеседника.

– Можешь быть поконкретнее?

– Нет.

Мартен начал уставать от такого стиля разговора. Он подозревал, что коллега преувеличивает и на самом деле знает меньше, чем пытается показать. Метрах в пяти от террасы целовалась молодая парочка: он прислонился спиной к машине, она прижималась к нему грудью.

И тут Мартен понял: инспектор участвовал. Он не первый и не последний легавый, заглядывающий в игорные дома, притоны и бордели.

– Женщина хуже всех, – вдруг сказал Лумо.

– Объясни так, чтобы я понял.

– Она – госпожа. Надеюсь, ты в курсе, что это значит. Но дело не только в этом. Стоило ей заметить, что девушка уязвима, – и она нападала. Заводила мужчин, как пастух своих животных стрекалом. Словами, жестами. Побуждала их не церемониться. Иногда вокруг жертвы собирались человек десять. Настоящий зверинец… Страх возбуждал ее сильнее любого афродизиака. А еще она делала ставки…

– Ты сам видел?

Лумо откашлялся. Сервасу показалось, что его вот-вот стошнит.

– Один раз. Один-единственный. Только не спрашивай, что я там забыл. – Лумо бросил на майора затравленный взгляд и продолжил: – Держись от этой бабы как можно дальше, иначе пожалеешь.

– А что он?

– Интеллектуал. К себе относится очень серьезно. Надменный, самодовольный, с влиятельными гостями – угодливый. Неприятная личность. Воображает себя боссом, а на самом деле – подкаблучник. Решает всё она.

«Прелестная парочка», – подумал Сервас и затушил сигарету. Молодые люди на бульваре разошлись в разные стороны; на прощание девушка влепила парню пощечину.

Сервас подумал о Марго. Эта девочка на несколько лет моложе, но немного похожа на его дочь. Норов такой же крутой. Он был твердо намерен повидаться с Марго, но теперь медлил – опасался, как она отреагирует, услышав, что ему снова нужно уехать. Плохо отреагирует, чего уж там. Углы она сглаживать не приучена. Мартен понял, что не выдержит новой стычки со своей бесценной малышкой.

* * *

Он вернулся в конце дня, когда солнце уже спряталось за горы. Небо над вершинами пылало, даже снег окрасился в розовый цвет, а вода в реке, вдоль которой он ехал, напоминала жидкую медь. Сервас покинул долину и начал подъем в гору навстречу пушистым кружащимся в воздухе снежным хлопьям. Снегоочиститель почему-то не проезжал, и пришлось быть очень осторожным, чтобы добраться до гостиницы живым. Раз или два майор здорово испугался, когда задние колеса оказались на самом краю обрыва, а припарковавшись, понял, что ноги все еще дрожат.

Как и каждый вечер, тени окутали лежавшую внизу долину. В деревнях зажглись огоньки, и туман стал похож на подожженный голубой газ. Леса над гостиницей потемнели. Хозяин гостиницы повесил под крышей красно-желтую мерцающую гирлянду, и она казалась единственным живым существом в стремительно опускающемся на землю мраке.

Кирстен болтала в баре с хозяином гостиницы. Она разрумянилась, волосы казались светлее – из-за огней и эффекта отражения. Пила норвежка горячий шоколад. «Хороша, – подумал Мартен. – А впереди еще одна ночь в общем номере…»

– Итак? – спросил он.