Гайдебуровский старик

– Если ты сейчас же не признаешься, – я попытался подражать ледяному тону Романа. Теперь я был на его месте. Теперь я вел следствие. Но у меня подражать ему плохо получалось. Я не носил костюмы из английской шерсти. Но я попытался охладить свой тон. И придать ему английское спокойствие. – Если вы… Вы сейчас же не признаетесь. Я тотчас позвоню в угро. Первым делом, вас все равно арестуют. Вы в розыске. Вторым делом, есть свидетель, – я кивнул на Дину, – который слышал, как вы договаривались о грабеже антикварной лавки. Правда, мы еще не знаем вашего сообщника. И в– третьих… Возможно, это будет непросто. Но, учитывая предыдущие пункты, я сумею, нет, черт побери, я сделаю все, я разобьюсь, я умру, я…я еще постарею на сто лет, но докажу, что вы убили настоящего, глубокоуважаемого старожила, антиквара Аристарха Модестовича! И это из-за вас теперь мэрия поставит памятник ему не при жизни, а после смерти! И это из-за вас он не может быть внесен в книгу Гиннеса как самый старый житель земли. И префектура не повесит его на доску почета! И это из-за вас наш район не прославиться на весь мир! А у него были все шансы! Он был здоров как бык! И мог прожить еще сто, нет двести, а может и все триста лет! А сто лет – это так мало. Особенно сегодня. Когда невозможное возможно, – в конце своей гневной речи я смягчил тон и глубоко вздохнул. Словно меня до глубины души тронуло то, что в нашем районе так и не будет человека из книги Гиннеса. Мне даже захотелось расплакаться от обиды.

Я взял трубку. Раздались длинные гудки. Это гудело еще не угро. Пока оно не гудело. Вместе с трубкой я медленно, театрально и слегка небрежно повернулся к Роману.

– Где вы спрятали тело?

И тут он не выдержал. И тут он стал похожим и на пещерного человека, и на дикаря. Который не знал цивилизации. Понятия не имел, как водить людей за нос. И не щеголял в фирменных заграничных костюмах.

Он, как ошпаренный пещерным котлом, вскочил с места, опрокинув с грохотом стул. Его, всегда ровное, без единой ухабинки лицо с благородным бледным оттенком вдруг сморщилось, сместилось к носу и побагровело. Он закричал как истинный дикий человек из нашей планеты:

– Черт меня подери! Не было тела! Не было! Я вам клянусь! Клянусь всеми своими бабками! Клянусь своими отсидками! Своими лесоповалами! Клянусь своей молодостью! Клянусь, если хотите, самим стариком! Не было старика! Откуда мне знать, куда этот хрыч делся! Плевать я на него, по большому счету, хотел! Жмот проклятый! Нужно было его просто грабануть – и дело с концом! Так нет, жить хорошо захотелось, как и тебе! Официально, по документам, по протоколу хорошо жить! Чтобы не прятаться и не перебегать на другую сторону при виде милицейской формы! Да разве это жизнь! Одно название! Да и никогда я не жил среди вещей! Я от них всегда избавлялся! Мне много места нужно! Мне дороги нужны! Бескрайние! И на обочине каждой дороги – бар-казино! И непременно маленькая гостиница с хорошенькой горничной! Никогда я не сидел на одном месте! Тоска! Что б под тобой один и тот же диван. Над тобой одна и та же люстра. Рядом с тобой одна и та же женщина. А за окном одна и та же береза. Это ж повеситься можно! А тогда… Вот жадность взяла. Уже не просто к ценностям всяким. А жадность к одному месту. Думаю, а вдруг это и есть жизнь. И почему бы в таком виде ее не попробовать. Попробовал на свою голову. Но стукнул по голове старикашку. Только разок, правда, плохо помню, как все было. Как в тумане. Глобусом стукнул, прямо по твоему сценарию. И тело в подвал спрятал! А он, старый проходимец, взял и пропал! Живуч оказался! Или просто этим глобусом не убьешь, откуда я знаю. Или где-то он среди нас полумертвым бродит! Может, он вообще привидение! С него станется! Кажется, встретил бы его еще раз, все равно бы прибил! Прямо на месте! Хоть я и не мокрушник! И мухи не обидел ни разу, и таракана! Но не убить этого старого мерзавца, ей-богу, грех!

Боже, как умеют перевоплощаться люди! И так легко. Так бесстыдно. И так правдоподобно. Животным это не под силу, и растениям тоже. И мухам, и тараканам. Волк не сможет прикинуться собакой. Хоть они и похожи. А крапива розой. Хоть они и колючи. Нас, пожалуй, от мира природы отличает не разум. А умение искусно лгать. Впрочем, возможно, ложь и является основой разума.

Я смотрел на Романа и не узнавал его. Вроде тот же холодный аристократический взгляд. Тот же костюм английского покроя. Те же благородные черты лица. Но передо мной был обычный аферист. Какой же я болван. До сих пор верил в сказки.