Если бы Вильденстейны не придерживались строгих нравственных принципов, то ведение дел и установление авторства тех картин, что они продают, могли бы вызвать конфликт интересов. Но Даниэль объясняет, как именно он соблюдает «принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной власти», чтобы уменьшить остроту этого конфликта: «Вот что я не делаю никогда: я никогда не говорю владельцу, что меня заинтересовала его картина, не упомянув, что включу ее в свой каталог-резоне. Но даже тогда я не предлагаю купить картину. Я говорю ему, что заинтересовался, но советую ему осведомиться о ценах в других местах и только потом уж приходить ко мне. Если я хочу приобрести картину, то предлагаю ему немного больше, чем те цены, что ему назвали». Циник мог бы весьма колко возразить: а как же те случаи, когда вы не принимаете работы, предложенные другими торговцами и признанные ими подлинными? Это сложный вопрос, но мой опыт свидетельствует, что Институт Вильденстейнов почти всегда устанавливает авторство правильно, может быть, чаще, чем другие эксперты. Тем не менее прочность китайской стены между институтом и фирмой постоянно приходится перепроверять.
За столетие с лишним Вильденстейны привыкли вращаться в самых изысканных кругах. Они предлагают лучший товар, не важно, картины это или скаковые лошади. Невероятную, но, по-видимому, правдивую историю Даниэль Вильденстейн приводит о своих коммерческих переговорах с папой римским Павлом VI. Его Святейшество взволновал рост цен на художественном рынке и, соответственно, увеличение стоимости Ватиканской коллекции. Можно ли примирить такое богатство с миссией церкви, заключающейся в том, чтобы облегчать страдания бедных и обездоленных? Папа пригласил Даниэля Вильденстейна якобы для того, чтобы обсудить с ним перспективы продажи «Пьеты» Микеланджело. Обнаружив похвальную сдержанность, Вильденстейн стал отговаривать папу от подобного шага. Наверное, это решение далось ему нелегко. Впрочем, не исключено, что так он повел себя только потому, что, потрясенный важностью поручения, заранее отказался от комиссионных за свои услуги. «Еврей продает „Пьету“ Микеланджело? – воскликнул Даниэль. – Да меня же за это распнут!» Папа благодушно улыбнулся: «И вы будете не первым распятым евреем».
7. Продавец невиданного и неслыханного: Поль Дюран-Рюэль
Жизнь и карьера Поля Дюран-Рюэля изобилует парадоксами. Он всячески защищал и пропагандировал наиболее передовое, авангардное художественное течение, но при этом придерживался глубоко реакционных политических взглядов. Отличаясь искренней религиозностью, он был готов почти на все ради прибыли. Он неизменно выступал как глубокий, утонченный и бескорыстный художественный критик, но показал себя беззастенчивым манипулятором на аукционном рынке. Без сомнения, альтруистически поддерживая умирающих от голода импрессионистов, он вместе с тем пытался навязать им контракты, наделяющие его исключительными правами и далеко не всегда приносящие им финансовую выгоду. Обладая истинно аристократическим высокомерием и презирая вкус толпы, он все же не отказывался торговать предметами искусства, угождающими ее вкусу, когда надеялся на этом заработать. И если верить Арнольду Беннетту, который навестил к тому времени достигшего известности торговца в 1911 г., он прекрасно разбирался в изобразительном искусстве, но решительно ничего не понимал в прикладном: его квартиру украшали прекрасные картины, но мебель в ней повергала в ужас.
Ни один торговец не принимал столь живого участия в том художественном движении, которому покровительствовал, сколь Поль Дюран-Рюэль – в импрессионизме. Для художников-импрессионистов он был защитником и популяризатором, помощником и финансистом. Он был первым торговцем картинами, без которого вся история искусства могла бы если не сложиться иначе, то, по крайней мере, серьезно замедлиться. На портретах он, как ни странно, предстает эдаким бравым воякой, совершенно лишенным того блеска и яркости, что, казалось бы, должны быть свойственны наиболее знаменитым представителям его ремесла. Арсен Александр, восхваляя его достижения, описывал его как «человека среднего роста, с коротко стриженными седыми волосами, с круглым, гладко выбритым лицом, на котором выделялись усы щеточкой и густые кустистые брови, придающие его лицу серьезное, вопрошающее выражение». Дюран-Рюэль идеально опровергает мнение, согласно которому сторонники нового искусства непременно должны быть такими же радикалами в политике, как в живописи. Этот страстный приверженец художественного новаторства был ярым католиком и убежденным консерватором, пламенно желавшим реставрации во Франции монархии. Поэтому-то Эмиль Золя в 1886 г. пренебрежительно писал о нем: «Маленький безбородый человечек, холодный и неэмоциональный, опекаемый клерикалами».