Если проанализировать политические убеждения тех, кто сегодня торгует картинами, окажется, что они придерживаются скорее правых убеждений, ведь их ремесло есть разновидность коммерции, а прибыль обыкновенно лучше защищают правые правительства. Даже те, кто сегодня, в XXI в., находится в авангарде современного искусства, как правило, не исповедуют яростно левых взглядов. Однако отчасти эта ситуация отражает изменения в восприятии авангарда, который успел стать своего рода новым консерватизмом. Сейчас все ожидают от искусства, что оно будет новым и дерзким, в этом отношении в нем нет больше ничего революционного. Однако во времена Дюран-Рюэля общественный климат был совершенно иным. Дюран-Рюэль был первым торговцем картинами, если угодно, арт-дилером, в современном смысле слова и вел ожесточенную и на первый взгляд безнадежную войну против устарелых, закоренелых ретроградных суждений о том, как должна выглядеть картина. Дюран-Рюэль поставлял на рынок новое, шокирующее искусство. Возможно, Ренуар не ошибался, говоря: «Нам требовался твердолобый реакционер, чтобы защитить наше творчество, которое устроители Салона называли революционным. По крайней мере, Дюран-Рюэль не принадлежал к числу тех, кого они расстреляли бы как коммунара». Ренуар точно указал и на другую удивительную черту его характера – смелость: «Этот уютный буржуа, почтенный муж и отец семейства, верный монархист и добрый католик в душе был отчаянным игроком, готовым все поставить на карту».
Дюран-Рюэль нисколько не скрывал своих взглядов на ведущую роль элиты и приверженности аристократическим ценностям и полагал, что именно насаждаемая политика равенства не позволяет большинству понять, чем так хорошо новое искусство. «Сегодня, в правление демократии, именно публика решает, что хорошо и что дурно в искусстве, и выступает законодательницей мод, а поскольку публика совершенно невежественна во всем, и особенно в искусстве, то любит только пошлое и заурядное, ибо лишь пошлое и заурядное в состоянии понять. Таков роковой порок нашей системы парламентаризма и всеобщего избирательного права». Его политические взгляды и коммерческая деятельность зиждились на столь неколебимом и прочном основании, как вера. «Очень часто вечером, накануне заключения какой-либо рискованной сделки, я захожу в церковь, которая оказывается по пути, и молю Господа о помощи, и Господь всегда снисходит ко мне», – писал он. Точно ли Господь Бог столь склонен в первую очередь услышать молитвы торговцев картинами – спорный вопрос. Может быть, реже, чем молитвы футболистов, но чаще, чем молитвы агентов по продаже недвижимости или банкиров? В 1870-1880-е гг., когда на долю Дюран-Рюэля выпало немало черных дней, он, вероятно, не раз усомнился в том, насколько угоден Господу Богу. В конце концов, Господь, может быть, не так уж хорошо разбирается в искусстве, но знает, что Ему нравится, а нравятся Ему импрессионисты.
Феномен Поля Дюран-Рюэля возник в результате столкновения искусства и коммерции в эпоху, которая все более и более осознавала свое предпринимательское начало. Еще Гамбар показал, какого успеха можно добиться, продавая предметы искусства нуворишам. Ко второй половине XIX в. представление об искусстве как варианте вложения капитала прочно завладело умами, и общество понимало, что выгоднее всего инвестировать деньги в современных художников. Такие магнаты, как господин Вальтер, персонаж романа Мопассана «Милый друг» (1881), покупают картины. Он посвящает главного героя в тайны своего инвестирования в искусство: «В других комнатах у меня тоже есть картины… только менее известных художников, не получивших еще всеобщего признания… В данный момент я покупаю молодых, совсем молодых, и пока что держу их в резерве, в задних комнатах, – жду, когда они прославятся. Теперь самое время покупать картины, – понизив голос до шепота, прибавил он. – Художники умирают с голода. Они сидят без гроша. без единого гроша».[17]
В середине XIX в. существенно возросла роль торговца предметами искусства как посредника между художником и все ширящимся кругом буржуазных клиентов, стремящихся повысить свой культурный уровень и упрочить финансовое положение. В каком-то смысле Дюран-Рюэля можно считать парижским Гамбаром, с одной лишь значительной разницей: он был готов объявить себя приверженцем авангарда. Его достижение заключалось в том, что он различил потенциал импрессионизма и, будучи энергичным и передовым коммерсантом, не уставал всячески его пропагандировать.