Галиция против Новороссии

Bмѣсто офицера встрѣтилъ я дома жандарма. Во время обыска жандармъ взялъ почему-то чешскiй проповѣдническiй журналъ «Kаzаtе1nа» и составилъ протоколъ, а затѣмъ увелъ къ уѣздному старостѣ въ Бережанахъ.

Комиссаръ староства заявилъ, что имеется доносъ будто бы я пугалъ своихъ прихожанъ страшнымъ голодомъ, который возникнеть во время войны.

По пути изъ староства въ тюрьму, на мою просьбу, мы зашли въ окружной судъ.

Прокуроръ прочелъ протоколъ и, подписалъ жандарму книжку, отправилъ его, замѣтивъ:

– My z ksiedzem juz sami zrоbimy porzadek.

Послѣ ухода жандарма прокуроръ пригласилъ меня садиться и сказалъ:

– Mytycharesztantуwmamyjuż bezliku: ktostamnadrodzerozglądał się innykiwnął ręką lubglową, innyznowusiadł podkrzakiemdlazałatwienia… azandarmbytozoczył; zarazkażdegochwytaidostawiatutajjakopodejrzanegoszpiega. Dalejjuż niemagdziepomiescictycharesztantów. Jatutajwpapiorach żandarmanieznajduję nickarygodnego, awięcmogę księdszapuscić dodomu. Radzę tytkochować sieprzed żandarmami.

Со страхомъ пробрался я между патрулями ночью, какъ воръ, домой, но на другой день явился тотъ же жандармъ съ пятью другими и забралъ меня прямо въ бережанскую тюрьму. Въ тюремной канцелярiи оъъявили мнѣ приказъ львовскаго дивизионнаго суда объ apecтѣ, пocлѣ чего отправили на вокзалъ.

Туть я встретился съ благочиннымъ изъ с. Мозоловки о. Томовичемъ, также въ обществѣ жандарма.

Во Львовѣ въ какой-то канцелярiи, не то военной, не то тюремной, федьдфебель-еврей отнялъ у насъ всѣ «опасныя» вещи, какъ часы, портмоне съ деньгами, брачныя кольца и т. п., давая намъ во время этой операцiи наставленiя, что молъ не слѣдуетъ священникамъ-духовнымъ пастырямъ заниматься шпiонажемъ, что онъ этого не надѣялся и пр.

Нѣкий молодой украинофилъ, служащiй этой канцелярiи, угрожалъ намъ виселицей, пока фельдфебель бережливо пряталъ, какъ доказательство измѣны, отобранныя у нacъ мелочи.

Былъ здѣсь также свящ. Дуркотъ съ двумя сыновьями.

На третiй день перевели насъ въ большую камеру, въ которой помѣщалось уже 48 человѣкъ, между нами знакомые священники Савула, Пилипецъ, Билинскiй.

Меня и свящ. Баковича изъ Лѣсеничь допрашивалъ д-ръ Станиславъ Загурскiй (или Зигоржинскiй); хотя нашъ следователь хвастался во время допроса, что онъ львовскiй адвокатъ, но своимъ обращенiемъ онъ былъ похожъ болѣе на австрiйскаго капрала или стараго дядьку, обучающаго новобранцевъ и всячески старающагося показать имъ свою власть и превосходство.

Панъ Станиславъ бросался на меня съ кулакомъ, угрожая смертью и стараясь страхомъ заставить меня признаться, что я занiмался пропагандой православiя: но, получивъ отъ меня въ десятый разъ отвѣтъ, что я никакой пропагандой вообще не занимался, а только однажды прочелъ въ церкви посланiе митрополита Шептипкаго о православiи безъ всякихъ комментарiевъ, – онъ распорядился отвести меня обратно въ камеру. Тутъ слѣдуетъ замѣтитъ, что о. Баковичъ, весьма нервный и больной, сошелъ послѣ этого съ ума и умеръ въ Taлeргофѣ.

Жизнь въ тюрьмѣ была незавидная. Кажется, 2-го сентября я уѣхалъ съ вторымъ транспортомъ въ Талергофъ; не помню даже хорошо, съ кѣмъ ѣхалъ, потому что всѣ мы были истомлены жаждою и голодомъ.

Въ нашемъ вагонѣ ѣхало 85 человѣкъ, кромѣ конвоя, который довольно удобно расположился по серединѣ теплушки, занявъ одну треть всего помѣщенiя и отталкивая насъ прикладами на право и на лѣво въ углы вагона.

ѣхали мы пять сутокъ, получивъ за все время путешествiя разъ чай съ ромомъ, а разъ рисовый супь.

По пути на вокзалѣ били прикладами, куда попало. Меня ударили въ бедро: счастье, что я тогда несъ шинель свящ. Петровскаго изъ Рыкова. Помню также, что, когда мы грузились во Львовѣ на главномъ вокзалѣ, полицейскiй ударилъ свящ. Марицкаго дважды саблею плашмя по шеѣ. Тотъ упалъ, и уже товарищи изъ его четверки вынесли его на рукахъ изъ вестибюля по лѣстницѣ въ вагонъ.

Свящ. Гp. Качала

Бобрецкiй уѣздъ

Сейчасъ послѣ объявленiя мобилизацiи въ 1914 г. начались аресты виднѣйшихъ русскихъ дѣятелей въ уѣздѣ. Насколько можно было установить, число арестованныхъ достигло до начала военныхъ дѣйствiй 195 человѣкъ.

Въ особенности пострадало русское населенie отъ австрiйцевъ въ то время, когда уже стали развертываться военныя дѣйствiя въ Вост. Галичинѣ. Терроръ былъ до того страшный, что населенiе сидѣло безвыходно дома, чтобы не попадаться на глаза австрiйскимъ палачамъ.

Въ с. Новыхъ Стрѣлискахъ солдаты закололи Григорiя Вовка, стоявшаго въ своемъ саду и смотрѣвшаго на проходившiя австрiйскiя войска.

Трупъ убитаго крестьянина солдаты внесли въ хату, которую затѣмъ сожгли вмѣстѣ съ покойникомъ.

Въ с. Бортникахъ жандармы арестовали и увели четырехъ 10-летнихъ мальчиковъ за то, что они смотрѣли на проѣзжавшiй поѣздъ.

Въ первыхъ дняхъ августа 1914 г. былъ арестованъ о. Иванъ Яськовъ, мѣстный настоятель прихода, мобилизованный въ качествѣ военнаго священника. Его возвратили съ фронта и посадили въ тюрьму въ Коломыѣ, послѣ перевели въ военную тюрьму въ Bѣнѣ, оттуда перевели въ Дрозендорфь, а наконецъ отправили въ Талергофъ.