Галицко-Волынская Русь

Обратившись к договорным грамотам Новгорода с великими князьями, мы находим в них статьи о том, что князь не может «без вины» мужа «волости лишати»[2353] (ср. ст. 2 Золотой Буллы (далее — ЗБ)), что «волости новгородские» князь не может «держати своими мужи» (т. е. назначать на руководящие должности посторонних, пришлых людей)[2354] (ср. ст. 11, 24 ЗБ). Ряд статей договоров посвящен ограничению повинностей в пользу княжеской власти, а также перемещений самого князя, его бояр и дворян по волостям, чтобы снизить возникающие в связи с этим издержки для населения[2355]

(ср. ст. 3 ЗБ). В договорах устанавливается время и порядок княжеского суда: «А судье слати на Покров день, тако пошло»[2356]; по некоторым делам новгородцы добивались личного суда князя непосредственно в Новгороде вместо суда «по волостям» (например, по делам купцов и беглых людей)[2357] (ср. ст. 1 ЗБ).

Князю, а также его княгине, боярам и дворянам не разрешалось «держать села» и «ставить слободы» в Новгородской земле[2358]

, так как все они — люди пришлые, чуждые общине; в такого рода ограничениях исследователи отмечают стремление «предотвратить усиление княжеской власти»[2359] (ср. ст. 26 ЗБ). Все три грамоты содержат положения, запрещавшие придворным княжеским слугам («дворянам» и «тиунам») разорять население поборами (брать «погоны», «повозы» и пр.), превышающими установленные нормы[2360] (ср. ст. 13 ЗБ).

Можно проследить еще одно соответствие в установлениях рассматриваемых документов. Во II и II новгородских грамотах содержится запрет князю облагать «повозом» (мобилизовывать подводы для собственных транспортных нужд) «купцов» в мирное время: «А дворяном твоим по селом у купцов повозов не имать, разве ратной вести»[2361]

. Упомянутых здесь купцов исследователи не без основания считают «городским торгово-ремесленным населением в целом»[2362]. Это значит, что князь не мог беспрепятственно пользоваться частным транспортом, лошадьми и обременять свободных людей повозной повинностью, иначе как во время войны, когда земля подвергалась угрозе вражеского нашествия и требовалось обеспечить подвоз пешей рати к сборному пункту обшеземского войска.

Напротив, если воевать нужно было за пределами своей земли, и военный поход предпринимался по почину князя или представлявшего его интересы посадника, новгородцы считали последнего не в праве обременять их какими-либо чрезвычайными повинностями, в том числе и «повозом», поскольку издревле на Руси «повозы… ассоциировались с зависимостью, унижающей свободного человека»[2363]. Свободные «мужи» Древней Руси, подобно сервиентам королевской буллы, не обязаны были участвовать в заграничных походах князя, который мог склонить их к этому только по доброй воле[2364]

, сполна заплатив каждому воину за ратный труд.

Весьма показательны в этом отношении летописные известия о походе новгородцев в 1209 г. на Чернигов, а затем на Рязанскую землю по приглашению владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо и его сына Константина, княжившего тогда в Новгороде. Сделавших свое дело новгородцев князь отпустил, «одарив бещисла, и вда имъ волю всю и уставы старых князь, егоже хотяху новгородьци и рече имъ: "Кто вы добръ, того любите, а злых казните"»[2365]. Вернувшись из похода, новгородцы тотчас «створиша вече на посадника Дмитра и на братью его». Вина посадника и его «братьи» состояла в том, что «ти повелеша на новгородьцих сребро имати, а по волости куры брати, по купцемъ виру дикую, и повозы возити…»[2366].

Сопоставив эти известия со статьей о «повозах» договорных грамот, мы, как представляется, сможем точнее понять суть претензий общины к посаднику, который явно злоупотребил властью, когда заставил новгородцев выполнять чрезвычайные повинности, в том числе и унизительный «повоз» лишь для того, чтобы снарядить войско в заграничный поход, предпринятый князем в угоду собственным интересам. Новгородские договорные грамоты, как и венгерская Золотая булла (ст. 7) содержат специальные гарантии свободным гражданам на этот счет.