Галицко-Волынская Русь

Столь же загадочно, сбивчиво и с явными недомолвками повествует летописец о походе венгров на Волынь, начавшемся сразу же после взятия ими Галича. Как и в предшествующем эпизоде, рукою книжника движет стремление любой ценой выгородить Даниила, спасти его поблекшую репутацию, переложив вину за новую неудачу на плечи другого. «Оттоуда (из Галича. — А.М.) король поиде ко Володимерю. Пришедшоу же емоу Володимерю, дивившоуся емоу, рекшоу, яко "така града не изобретохъ ни в Немечкыхъ странахъ", — яко соущоу ороужьникомъ, стоящимь на немь: блистахоуся щити и ороужници, подобии солнцю. Мирославъ же бе во граде. Иногда же храброу емоу сущю, Бог ведать, тогда бо смоутися оумомъ, створи миръ с королемь бе света (без совета, по Хлебн. и Погод. сп., — А.М

.) князя Данила и брата его Василка, рядомь же дасть Белъзъ и Нервенъ Олександроу»[2502].

И вновь из сообщения летописи невозможно понять, куда во время вражеского нашествия подевались волынские князья — Даниил и Василько, и почему они не принимают участия в защите земли. Другой вопрос — отчего преданный Романовичам с детства воевода Мирослав, имея под своим началом «великое войско», многочисленность и вооруженность которого повергают в изумление видавшего виды венгерского короля, не оказывает никакого сопротивления и без совета с князьями заключает с противником мир на его условиях? Летописец старательно уходит от ответа на эти вопросы, предпочитая оставить читателя в недоумении, нежели открыть правду, нелицеприятную для своего князя.

Тем не менее, имеющиеся в нашем распоряжении сведения дают некоторую возможность приоткрыть завесу умолчания и прояснить кое-какие интересующие нас обстоятельства. Во-первых, нет оснований думать, что поход венгров застал Даниила врасплох, когда он был занят какими-то посторонними делами, и что не будь этого, враги не добились бы таких успехов. Подобные допущения, непригодные, как мы уже видели, для объяснения неудачи Романовича в Галиче, тем более не годятся для выяснения причин его поражения на Волыни. Летописец снимает любые сомнения на этот счет, когда говорит, что «князь же Данилъ прия великъ пленъ, около Бозкоу (белза, по Хлебн. и Погод. сп

. — А.М.) воюя»[2503]. Причем произошло это, когда «королю стоящоу во Володимеря»[2504]

, т. е. еще во время осады города и мирных переговоров с Мирославом. Значит, в момент вражеского вторжения Даниил был где-то поблизости и, более того, внимательно следил за всем происходящим, раз он успел опустошить окрестности Белза, как только узнал, что город достался его врагу Александру, и сделал это еще до ухода войск венгерского короля с Волыни[2505].

Отсутствие Даниила в стольном Владимире, таким образом, могло быть лишь кратковременной отлучкой, не связанной ни с чем другим, кроме непосредственно происходящих на Волыни событий. Причину ее нетрудно понять, если вспомнить, как обычно действовал князь при аналогичных обстоятельствах. Несколько лет назад, в 1224 г., Романович успешно отразил совместный поход на Волынь Мстислава Удалого и все того же Александра Всеволодовича, для чего пришлось «поехать в Ляхи» и «привести князя Лешка»[2506]. В конце 1228 г., когда против Романовичей выступила целая коалиция во главе с киевским и черниговским князьями, и уже был взят в осаду Каменец, Даниил, делая вид, что готов вести мирные переговоры, сам тайно «еха в Ляхы по помощь», а своего посла отправил за помощью к половцам и такими энергичными действиями добился благоприятного исхода[2507]

. И летом 1230 г. Даниил, занимавший тогда галицкий стол, успешно отбился от венгерского короля, используя привычные уже средства: оставив в Галиче тысяцкого Демьяна, князь «приведе к собе Ляхы и Половце Котяневы»[2508].

Видимо, ту же тактику он попытался применить и на этот раз: оставив Владимир на попечение верного воеводы Мирослава, сам вместе с братом поспешил за помощью в соседнюю Польшу, — ведь неспроста первым делом Даниил обнаруживает себя поблизости от западных границ Волыни, «воюя» около Белза. Однако ни военные ухищрения опытного князя, ни многочисленность воинов, блистающих доспехами, «подобно солнцу», ни преданность и храбрость воеводы не спасли Романовичей от поражения и унизительного «ряда» с противником.

Второе. Требует объяснения удивительная податливость владимирцев во главе со своим воеводой к миру с венграми, их фактический отказ от сопротивления, не смотря на то, что такой шаг наносил тяжелый ущерб интересам Романовичей. Единственным виновником случившегося летописец выставляет воеводу Мирослава: он де «помутился умом» и оттого заключил мир с королем, не посоветовавшись с князьями. За это Романовичи потом выговаривали своему старому «дядьке»: «Пошто миръ створи, соущю ти с великими вой?»[2509].