Чтобы полностью отбросить сомнения и уяснить смысл происходящего, вспомним, что в подобных случаях судьба города решалась всеми его жителями, «гражданами», ставшими на время вражеской осады «воями» — защитниками, ведь решая судьбу своего города, они решали и собственную судьбу. Приведем только несколько примеров, непосредственно относящихся к Галицкой земле и в точности повторяющих ситуацию в Ярославе. В 1146 г. киевский князь Всеволод Ольгович начал поход на Галич против Владимирка Володаревича и осадил по дороге Звенигород. Жители его не хотели сражаться за галицкого князя и после первого дня боев уже готовы были сдаться. Летопись говорит об этом так: «А (въ) въторыи день створиша вече Звенигородьчи, хотяче ся передати»[2470]
. Точно так же, на общегородском вече решают свою судьбу осажденные венграми перемышляне, к которым обращается боярин Володислав Кормильчич с призывом отступиться от вероломных Игоревичей: «Братье! Почто смышляетеся? Не сии ли избища отци ваши и братью вашю?..»[2471].Именно общегородское собрание граждан, вечевую сходку, а не какое-то келейное «совещание бояр», носившее «партизанский» характер, следует разуметь в учиненном ярославцами «совете». Как и в других подобных случаях, руководящую роль здесь играют бояре — лидеры местной общины, Давыд Вышатич, прежде всего. Однако окончательное решение принимается отнюдь не единолично, как то представляет М. С. Грушевский: «Давыд… все-таки поддался на капитуляцию (очевидно, как старший воевода, он мог решать)»[2472]
. Решение встать на сторону венгров было принято коллективно, в бескомпромиссной борьбе, развернувшейся на городском «совете». Открытое столкновение различных мнений и победа одного из них в результате острой полемики, где стороны выступают на равных, совершенно противоречит мысли о волевом единоличном решении, исходящем от какого-то верховного предводителя, как и идеи заговора, тайно сплетенного за спиной горожан.Как попытка скомпрометировать Давыда, высказавшегося за сдачу города венграм и Судиславу, выглядит язвительное замечание летописца, что воевода попросту был под каблуком у тещи, послушав которую, он до того «оуполошивъшоуся», что уже никого больше «не слоушавшоу», «оужасти во сердце имоущю»[2473]
. Давыд открыто отстаивал свою правоту в споре с Васильком Гавриловичем, который тоже мог за себя постоять, ибо был «моужь крепокъ и храборъ» и «крепко борющоу» с оппонентом, чтобы не «предати града». Ненависть летописца к Давыду и похвала Васильку имеют свое объяснение. Есть серьезные основания считать последнего волынским боярином, верой и правдой служившим Даниилу, подобно другим выходцам с Волыни — воеводе Мирославу и тысяцкому Демьяну[2474]. Данное обстоятельство должно было иметь немаловажное значение для местных жителей — защитников города.В итоге победил тот, за кем пошли ярославцы — простые «люди», которые на время войны стали «воями». Таковым оказался Давыд Вышатич, о чем прямо свидетельствует летописец: «Ономоу… самомоу же челоу (целоу,
Какими же мотивами может быть объяснено решение ярославцев сдать город венграм и Судиславу? Летописный рассказ не содержит на сей счет прямых указаний (так как старается все свести к действиям одного человека), однако некоторые детали дают повод для размышлений. Противившийся сдаче города Василько Гаврилович, возражая Давыду Вышатичу, произносит примечательные слова: «Не погоубимь чести князя своего…». Иначе говоря, преданный Даниилу боярин призывает ярославцев сохранить верность прежнему князю, в то время как его оппонент предлагает принять сторону венгерского королевича и Судислава. Если учесть, что военная сторона конфликта была достаточно ясна и не вызывала никаких разногласий (все сошлись на том, что венгерская рать «не можеть града сего прияти»), то получается, что решение о капитуляции было обусловлено исключительно политическими мотивами. Дело шло о замене одного князя другим, на чьей стороне было больше симпатий.