Галицко-Волынская Русь

В рассказах летописца о военных походах и сражениях наряду с именами князей постоянно фигурируют имена военачальников-бояр — тысяцких и воевод. Эти военачальники, выполняя поручение князя или действуя по собственной инициативе, возглавляют воинство земель и городов, ведут за собой целые полки, командуют войсками. Называя по имени того или иного боярина-воеводу в связи с каким-либо военным предприятием, летописец, конечно же, имеет в виду не боярина самого по себе, а войско, полк, с которым он идет на войну. Так, о походе галичан во главе с Судиславом Бернатовичем в Понизье летопись говорит: «Соудиславъ шелъ есть во Понизье»[2564]. Думать, что боярин отправился воевать с мятежными понизовцами в одиночестве, едва ли приходится. Речь здесь идет о походе галицкого войска, что ясно видно из последующего изложения: «Соудиславоу же тое ночи вобегьшю во городъ, яти бывше от вои его людие (курсив наш. — А.М

.)…»[2565].

Точно так же с «воями», с «галичанами» шли в поход другие галицкие воеводы — Коснятин Серославич[2566] или Тудор Елчич[2567]

. И далее если летописец ничего не говорит о войсках, подчиняющихся воеводам, упоминая только имена предводителей, ясно, что речь идет о таком предприятии, где непременно участвуют воинские силы земли[2568]. Так, когда в источнике сказано: «Затворившю же ся Ярополкоу и Яволодоу в Галичи, а Володиславъ выеде съ Оугры и Чехы своими»[2569], то это значит, что бояре Ярополк и Яволод остались начальствовать галичанами, готовясь к обороне города, а вокняжившийся Володислав Кормильчич повел свои войска в поход навстречу наступающему неприятелю.

Примерно такой же смысл имеет сообщение о том, как галичане преследовали бежавшего от них Даниила. Когда Романович и его дружина достигли города Толмача, их нагнал «неверный Витовичь Володиславъ», а на другой день с беглецами сражался еще один галицкий боярин Глеб Васильевич[2570]

. Из контекста данного сообщения явствует, что речь идет не только о личном поединке, но и о более масштабном и кровопролитном сражении: «Того же дни бишася всь день олне до нощи». В составе сражающихся между собой ратников летописец называет еще целый ряд боярских и простых имен — тысяцкого Дмитра, Глеба Зеремеевича, Семена Коднинского, Глеба Судиславича, Гаврилу Иворовича, Перенежка и Янца[2571]. Значит, преследовали и атаковали Даниила не одинокие галицкие бояре, а предводители каких-то воинских сил, иначе такое преследование попросту не могло бы состояться.

Все сказанное заставляет нас отказаться от предложенного В. Т. Пашуто и другими исследователями толкования летописного известия об участниках похода на Киев. Едва ли значащийся среди них боярин Глеб Зеремеевич выступает лишь в личном качестве. Он — военачальник, ведущий за собой войско. В этом привычном для себя амплуа боярин не раз был запечатлен летописцем. В рассказе о выступлении против Володислава Кормильчича польского князя Лешка читаем: «Оуведавъ Лестко и посла на него Ляхы, а от Данила же — Мирослава и Дьмьяна, а от Мьстислава — Глебъ Зеремеевичь и Прокопьича Юрья»[2572]. Посланные на битву пересопницким князем Мстиславом Ярославичем Немым Глеб Зеремеевич и Юрий Прокопьевич (равно как и другие участники похода) идут, разумеется, не сами по себе, а возглавляют войска, — те войска, с которыми начали поход князья, выступавшие каждый «со своими вой»[2573]

.

Другой пример. В начале 1235 г. Даниил Романович, стремясь поддержать киевского князя Владимира Рюриковича, «оставилъ оу него Глеба Зеремеевича и Мирослава, иные бояре многы»[2574]. «Ясно, — комментирует это известие Н. Ф. Котляр, — что реальную помощь киевскому князю могли оказать не сами бояре (их было в лучшем случае один-два десятка), а сопутствовавшие им отряды воинов»[2575]. К сказанному нам остается только добавить, что речь здесь должна идти не о боярских феодальных дружинах, а о руководимых известными воеводами полках, в которых участвуют и «бояре многы», и простые «вой».

Таково, по нашему мнению, содержание всех подобных известий, для передачи которого не требовалось никаких дополнительных пояснений или специальных оговорок. Одного имени предводителя, помещенного в соответствующем контексте, было достаточно для сообщения сведений о выступлении целого войска. Перед нами весьма характерный для языка древнерусских летописей вообще стилистический прием, часто встречающийся и в современной речи, когда происходит своего рода персонификация образа — предводитель (прежде всего военный) олицетворяет собой возглавляемые им силы, наличие которых подразумевается само собой. Такой прием используется для достижения динамичности и сжатости выражения, передачи напряженной смены действия и т. п.