Однако отождествление Изяслава с одним из сыновей Мстислава Удалого, равно как и признание его сыном погибшего в битве на Калке киевского князя Мстислава Романовича имеет и свою слабую сторону. В одном из сообщений Галицко-Волынской летописи этот князь именуется Изяславом Новгородским: весной 1238 г. Даниил «возведе на Кондрата Литвоу Минъдовга, Изяслава Новгородьского»[2609]
. По расчетам исследователей, «Изяславом Новгородским» мог быть тогда только новгород-северский князь Изяслав Владимирович, и этот факт для многих является решающим при установлении личности князя Изяслава как представителя младшей ветви черниговских Ольговичей[2610]. Возможно, впрочем, что под 1238 г. в летописи речь идет о каком-то другом князе, как полагают некоторые исследователи[2611]. Так или иначе, версия, по которой Изяслава следует считать одним из сыновей Мстислава Удалого, представляется нам наиболее правдоподобной.Изяслав, вероятно, сам имевший виды на галицкий стол, был для Романовичей союзником ненадежным и в критическую минуту повернул оружие против позвавшего его Даниила: «Изяславъ же льсть створи и веле воевати землю Даниловоу, и взяша Тихомль и возвратишася»[2612]
. Подробности этого конфликта придворный повествователь по обыкновению скрывает. Возможно, первоначальный летописный текст здесь подвергся позднейшей правке, вследствие чего в нем возникли очевидные грамматические и смысловые несоответствия.Прежде всего, нарушена связь между формами числа подлежащего и сказуемого в предложении: Изяслав, очевидно, не являлся единственным участником инцидента, поскольку о таковых говорится во множественном числе («взяша», «возвратишася»), к тому же Изяслав в приведенном сообщении выступает не столько сам по себе, сколько в роли организатора и руководителя неких неназванных сил, которым он «веле воевати землю Даниловоу». Более чем странным и несоответствующим логике повествования является дальнейшее поведение Изяслава и его поспешников. Совершив враждебную Романовичу вылазку, они парадоксальным образом «возвратишася» в лагерь Даниила, и окончательно покинули его, только когда волынский князь решился начать поход на Галич: на военном совете под Бужском, читаем ниже, с Даниилом остаются его брат Василько и белзский князь Александр, «Володимеръ же, и Котянь, и Изяславъ воротишася»[2613]
.Все это говорит о более сложном и драматическом характере реальных испытаний, постигших Романовичей, об истинном значении которых можно только догадываться. Неспроста свой скупой и сдержанный рассказ княжеский летописец сопровождает полным внутреннего напряжения восклицанием, ставшим одной из самых ярких и выразительных его сентенций: «О лесть зла есть, — якоже Омиръ (Гомер. —
Узнав о замешательстве в стане противников, первыми боевые действия начали королевич Андрей и воевода Дианиш. Летом 1233 г. их войска перешли галицко-волынскую границу и подступили к Перемылю, хорошо укрепленному городу, стоявшему на пути между Галичем и Владимиром-Волынским[2616]
. Возле моста через реку Стырь их уже поджидали рати волынского и киевского князей. И «бишася о мостъ со Володимеромъ и Даниломъ, и отъбившися имъ. Оугре же воротишася к Галичю и порокы пометаша»[2617]. Новое поражение королевича прибавило уверенности Даниилу настолько, что он решил тотчас идти на Галич, даже несмотря на то, что почти все союзники оставили его, опасаясь, видимо, чрезмерного усиления владимирского князя[2618]. Собравшись около Бужска с Васильком и Александром, Даниил отправился в свой новый поход.