Комментируя приведенное известие, Η. Ф. Котляр пишет: «Поражение у Торческа вдохновило боярских олигархов вновь выступить против своего сюзерена. Естественно думать, что во время битвы великие галицкие бояре, находившиеся в войске Даниила, изменили князю»[2724]
. Подобные оценки встречаем и у других исследователей[2725]. Нам представляется, что, увлекаясь идеей боярского заговора, историки только отдаляются от сути дела, и без того весьма затемненной летописцем. Совсем упускается из вида, что выступление Григория Васильевича и Молибоговичей было направлено не только против князя, но и против «иных бояр многих». Следовательно, перед нами событие несколько иного рода, когда одни бояре выступили против других. Первых можно с полным основанием отнести к галицким боярам: ими руководят известные в Галиче люди — Молибоговичи[2726] и Григорий Васильевич[2727]. Вторых возглавляет разделивший с ними судьбу волынский воевода Мирослав, верный сподвижник Романовичей[2728]. Первых летописец клеймит как «безбожников», на стороне вторых его явное сочувствие.Сказанное дает нам право предположить, что в результате нового поражения и позорного бегства Даниила прямо с поля боя в его войске произошел раскол. Галицкие полки во главе со своими боярами, вступившими в тайные переговоры («совет») с черниговским князем и нашедшими с ним общий язык, покинули Романовича. Последний вместе с сохранившими верность волынскими дружиной и полком, возглавляемым Мирославом, укрылся в Торческе. Здесь его, наверное, ждала бы печальная участь киевского князя Владимира, угодившего в половецкую неволю[2729]
, но каким-то чудом Даниил вырвался на свободу и «прибежал» в Галич[2730]. Возможно, платой за это стали свобода и жизни Мирослава и «иных бояр многих». Как и подобает «доброму» воеводе, Мирослав до конца остается со своими «воями»[2731], которые, спасая князя, шли, быть может, на верную смерть, — после описываемых событий имя воеводы Мирослава навсегда сходит со страниц летописи.Высокая мобильность и самостоятельность воинских сил, способных полностью обходиться без участия князя, возглавляемых собственными (земскими) предводителями, была в традиции Галицкой земли. Решения, принимаемые галицкими воеводами во время военных походов, могли прямо расходиться с волей князей, если того требовали интересы общины, войска[2732]
. Данное положение еще более укреплялось, когда между князем и общиной возникали противоречия или не доставало взаимного доверия, когда князь не находил должной поддержки бояр и простых людей (как то было, к примеру, в княжение Мстислава Удалого)[2733]. Далеко не просто складывались отношения галичан с Даниилом, особенно с конца 20-х годов, когда князю приходилось силой брать галицкий стол, преодолевая растущее сопротивление общины[2734], Галицкое боярство за время «мятежей» и «крамол» первых десятилетий ХIII в. значительно укрепило свои политические позиции, расширяя роль и полномочия общественных лидеров: теперь бояре от имени горожан могли вступить в переговоры и заключать соглашения с правителями других земель и государств, в том числе и с претендентами на галицкий стол, нередко за спиной действующего князя, неугодного общине[2735].В этой связи вполне достоверными выглядят известия В. Н. Татищева о тайных переговорах «бояр и советников» Даниила с князем Михаилом, состоявшихся во время осады Чернигова. Едва ли в числе «советников» были воевода Мирослав и связанные с ним волынские бояре, — они, как мы знаем, твердо стояли за продолжение войны на стороне киевского князя. «Советники» же убедили Даниила отступиться от последнего ради скорейшего заключения мира. Такой «совет», вероятнее всего, должен был исходить от галицких бояр и в значительной степени был обусловлен интересами стоявших за ними «воев».
Черниговский поход уже слишком затянулся: как говорит летопись, он продолжался от Крещения до Вознесения, т. е. более пяти месяцев, и «вой» за это время «иструдились», будучи отягощенными, к тому же, изрядными трофеями, ведь за время похода были «пленены» «все Черниговьскые страны»[2736]
. Галицкие бояре, и в их числе Григорий Васильевич с Молибоговичами, через некоторое время, как говорит летопись, опять связались с перешедшим в наступление черниговским князем и «советовали» ему «взять» в Торческе волынскую дружину Даниила во главе с Мирославом, а, может быть, и самого Даниила[2737].