— Да ничего, — ответил сосед, несколько растерявшись. — Подобрался и все тут.
— Скажи на милость, — с огорчением покачал головой первый сосед. — С чего бы это он, а?
Второй сосед развел руками и строго посмотрел на собеседника, потом добавил с мягкой улыбкой:
— Вот вы, товарищ, небось, не одобряете эти пленарные заседания… А мне как-то они ближе. Все как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня… Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно
[286] к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия[287] из пустого в порожнее.— Не всегда это, — возразил первый. — Если, конечно, посмотреть с точки зрения, вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то да — индустрия конкретно.
— Конкретно фактически, — строго поправил второй.
— Пожалуй, — согласился собеседник. — Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя как когда…
— Всегда, — коротко отрезал второй. — Всегда, уважаемый товарищ, особенно если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и крику тогда не оберешься…»
И в самом деле «советский язык» часто превращался в настоящую тарабарщину, где «правильные» слова употреблялись почти в произвольном порядке. Например: «Мы должны преодолевать растущие на почве люмпен-пролетарства, лодырничества, „иждивенства“ анархические течения» («Правда» № 296. 1925), «Различные осколки, которые образовались в результате специального распада — деклассированных, лумпенов и т. д.» («Правда» № 144. 1926), «Несмотря на то, что модус представительства на конференции был очень урезан, в зале конференции присутствовало более 2500 человек» («Известия» № 264. 1926), «Флуктуация членского состава» («Правда» № 57. 1926). И даже: «Мы должны организовать крестовые походы в военно-коммунистическом духе» («Правда» № 293. 1925).
С наплывом иностранных слов ничего не смог поделать даже В. И. Ленин, хотя он и предупреждал: «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить „дефекты“, когда можно сказать „недочеты“, или „недостатки“, или „пробелы“? Не пора ли нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности и коверканию русского языка?»
В последующие годы подобные превращения произошли со многими словами: прежде они употреблялись редко, а потом буквально на глазах входили в повседневную речь.
Приведу только один пример: слово «карьера» и словосочетание «делать карьеру» появились в русском языке в XIX веке как заимствование из французского
Н. А. Полевой — русский писатель, драматург, литературный и театральный критик, журналист, историк и переводчик, отличавшийся демократическими взглядами, в первой половине XIX века писал: «Делать карьер — это одна из употребительнейших новых фраз, выдуманных в последнее время вместе с другими, каковы: “делать партию”, “кадр”, “администрация”. Если вы не варвар, то не говорите: “он выгодно женился”; если вы не мещанин, боже вас избави сказать: “основание дела хорошо, но исполнение дурно!” Говорите, М. Г., так: “он сделал прекрасную партию”, “кадр был прекрасный, но исполнен дурно”. Я слышал даже щеголеватого поверенного питейной конторы, который говорил: “администрация нашего откупа отлично хороша”. Как это мило, и можно ли сравнить с этим грубую фразу: “наш питейный откуп хорошо управляется”».
Тем не менее слово прижилось в русском языке, так как возникало немало поводов, чтобы его использовать.
Вот как определяли это слово словари в начале XIX века:
КАРЬЕР м. карьера ж. франц. путь, ход, поприще жизни, службы, успехов и достижения чего. | Карьер, скачка во весь опор, во весь дух; конская побежка вскачь, слань, стелька. | Камнеломня, ломка, прилом, выломка, прииск.
И в начале XX века:
КАРЬЕРА (фр.
Господин Чудинов ошибся в одном:
Что же произошло с этим выражением в XX веке?
Сначала авторы словарей были к нему вполне благожелательны: