Ганнибал

— Благодарю вас, — сказал доктор Дёмлинг не очень искренне. — Распятие здесь несомненно представляет разрушенный объект почитания. Обратите внимание — рука, служащая минутной стрелкой, стоит на шести и стыдливо прикрывает срам. Часовая стрелка стоит на девяти, или чуть сдвинута выше. Девять — совершенно четкая ссылка на традиционно упоминаемый час, когда Христос был распят.

— А если мы поставим шесть и девять рядом, то — обратите внимание — получим шестьдесят девять, цифру, традиционно упоминаемую в процессе социального общения, — не удержалась Марго. В ответ на возмущенный взгляд доктора Дёмлинга она расколола в кулаке два ореха; скорлупки с треском полетели на пол.

— Теперь возьмем письма доктора Лектера к Клэрис Старлинг. Корделл, не дадите ли их на монитор? — Доктор Дёмлинг достал из кармана лазерную указку. — Вы можете видеть, что почерк — четкий, каллиграфический; самопишущая ручка с прямоугольным пером; письмо настолько ровное, что кажется — пишет машина. Такое письмо можно видеть на средневековых папских буллах. Почерк очень красивый, но ненормально ровный. Ничего спонтанного. Лектер все планирует. Первое письмо он написал вскоре после побега, во время которого убил пять человек. Прочтем текст:

Итак, Клэрис, ягнята теперь молчат?

Вы обещали сообщить мне, если они перестанут блеять, и я хотел бы это сообщение получить.

Вы вполне можете поместить объявление об этом в любой крупной газете — «Таймс» или «Интернэшнл геральд трибюн», первого числа любого месяца. И в «Чайна мэйл» тоже, так будет еще лучше.

Меня вовсе не удивит, если Ваш ответ будет «и да, и нет». Ягнята теперь на некоторое время замолчат.

Однако, Клэрис, Вы не вполне верно судите о себе.

Фемида недаром слепа, и весы ее колеблются постоянно. Вам придется вновь и вновь выпрашивать у судьбы это благословенное молчание. Потому что Вами движет чужая беда: Вы видите чужую беду, и это заставляет Вас действовать. Но чужие беды нескончаемы, они существуют вечно.

Я не собираюсь наносить визит Вам, Клэрис. Мир для меня более интересен, пока в нем есть Вы. Ожидаю той же любезности и от Вас…

Доктор Дёмлинг подтолкнул повыше к переносице очки без оправы и откашлялся.

— Это — классический пример того, что в своей недавно опубликованной работе я определил термином «авункулизм»… Этот термин уже широко упоминается в специальной литературе как «авункулизм Дёмлинга». Возможно, он будет включен в справочник «Диагностика и статистика». Для неспециалистов это явление можно выразить через следующее определение: «деяние, дающее возможность представить себя в качестве заботливого покровителя, с целью осуществления собственных планов».

Из записей, касающихся этого дела, я заключаю, что вопрос о блеющих ягнятах относится к опыту, пережитому Клэрис Старлинг в детстве — к забою ягнят на ранчо ее приемных родителей в Монтане, — сухо и педантично продолжал доктор Дёмлинг.

— Это бартер, — сказал Крендлер. — Она меняла сведения о себе на информацию Лектера. Он что-то знал о серийном убийце Буффало Билле.

— Второе письмо, семью годами позже, на первый взгляд выглядит письмом утешения и поддержки, — сказал доктор Дёмлинг. — Он поддразнивает ее упоминаниями о ее родителях, которых она, по всей видимости, глубоко чтит. Он называет ее отца погибшим ночным сторожем, а мать — горничной. А потом наделяет их самыми высокими качествами, какие она только может себе представить, она верит, что эти качества у них действительно были. Затем он приводит их в качестве объяснения неудач в ее собственной карьере. Речь здесь опять-таки идет о снискании расположения, о контролировании.

Я полагаю, что эта женщина — Старлинг, возможно, испытывает прочную и неистребимую привязанность к отцу, то, что мы называем «имаго»; это мешает ей легко вступать в сексуальные связи и, возможно, порождает в ней склонность к доктору Лектеру, в результате некоей трансференции, которую он, с его извращенной психикой, немедленно старается использовать. Во втором письме он снова побуждает ее вступить с ним в контакт посредством персонального объявления в газете и сообщает ей кодовое имя.