Суровый приговор, произнесённый любечанами над Иоганном Виттенборгом, как будто проклятием каким-нибудь тяготел над всем городом. Лето и осень были непогодливы и неурожайны; за неурожаями естественно наступила страшная дороговизна съестных припасов. Все дела были в застое после неудачного исхода войны с Вольдемаром, и масса рабочих, и в особенности рыбаков, была отпущена хозяевами. Страшный призрак голода явился на улицах города Любека, покрытых толстым слоем снега; следом за голодом пришли гибель и отчаяние. Сволочи всякого рода в большом городе всегда бывает довольно, а тут вдруг развелось её в Любеке столько, что от воров честным людям житья не стало. Никакая стража, никакой дозор не могли от них уберечь, так что число торговцев на городской площади стало постепенно уменьшаться — никто не хотел выезжать для торга даже и на обычные еженедельные базары.
Ко всему этому прибавилось ещё дурное положение политических дел.
Король Ганон Норвежский был обручён с принцессой Елисаветой, сестрой Генриха Железного, герцога Голштинского. Благодаря какой-то несчастной случайности невеста Ганона попала в плен к аттердагу, который так ловко сумел обойти Ганона, что тот решился избрать себе в супруги принцессу Маргариту, младшую дочь Вольдемара. Этим самым уже обеспечивался союз Дании с Норвегией. Ганзейцы оставались совершенно покинутыми, потому что и на шведов тоже нечего было рассчитывать, пока Швецией правил слабодушный Магнус. Правда, порвав связи со скандинавским государством, ганзейцы сблизились с их соперниками и противниками, Голштинским и Мекленбургским герцогами, и это сближение привело вскоре к прочному союзу; но тем не менее ганзейские города с великой тревогой ожидали конца перемирия с королём Вольдемаром и очень опасались того, что он, пожалуй, вздумает пойти против них войной в союзе с Норвегией и Швецией.
В довершение бедствия появилась в Любеке опустошительная чёрная смерть, завезённая из Азии в Европу в 1348 году. Для страшной заразной болезни в Любеке нашлась благодатная почва, подготовленная нуждою, голодом и всякими лишениями, среди которых влачили своё бедственное существование низшие классы населения. Дикие, раздирающие сцены стали ежедневным обычным явлением любекской городской жизни. Бескормица и безработица вынуждали несчастных мастеровых и незанятых рабочих к тому, что они и последнее пропивали, стараясь хоть на минуту себя отуманить. Смерть пожинала обильную жатву и уносила жертву за жертвой, обозначая путь свой гробами, за которыми следом, вопя и ломая руки, шли брошенные на произвол судьбы сироты и бездомные. Голод, страшный, едва прикрытый лохмотьями, отражался на лицах всех несчастных, словно тени бродивших по улицам города. И только дерзкое преступление, не останавливавшееся ни перед грабежом, ни перед убийством, смело поднимало голову и всем глядело грозно в очи... Вот что представлял в описываемое нами время несчастный город Любек, недавно ещё цветущий и богатый!
И в доме мейстера Детмара тоже было мало утешительного. Плохое положение дел вынудило хозяина распустить всех своих рабочих, и там, где ещё недавно жизнь текла так легко и весело, водворились мрак и тишина. Все со страхом и трепетом ежеминутно ожидали того, что вот-вот и к ним также заглянет страшная гостья, беспощадно вырвет одного из членов тесного семейного кружка.
Самого мейстера Детмара, прежде столь весёлого и бодрого, узнать было невозможно. Тревожный и праздный, он бродил из угла в угол по опустевшему дому, постоянно озираясь и пугаясь каждого шороха. Уже два дня его жена лежала в постели больная, а не далее как с нынешнего утра и дочь его Елисавета не могла встать с постели...
Истинным благополучием для Детмара было то, что Ян жил у него в доме. Если он и не мог его надлежащим образом утешить и успокоить, зато он готов был на всякую помощь по хозяйству и управлению домашним порядком, так как всё это обрушилось на Детмара. Последняя служанка сбежала из дома, когда увидела, что господа заболели. Весть, разнесённая ею в околотке о болезни фрау Детмар, побудила всех соседей даже не подходить к их дому: никто уже не сомневался в том, что они должны были ожидать посещения чёрной смерти.
— Ну, и Бог с ними, — заявил Ян хозяину, — пусть обегают нас: я около вас останусь, и вы не будете нуждаться ни в чьей помощи.
— Спасибо тебе, — отвечал ему Детмар плаксивым тоном, тревожно прислушиваясь у дверей жениной спальни. — Что это? Как будто чихнул кто-то из них? — боязливо спросил он (первым признаком заболевания чёрной смертью было усиленное чиханье).
— Нет! Я ничего подобного не слышал, — сказал Ян. — Да и зачем вы это сейчас всё дурное предполагаете?
— Ах, да и то правда! Но ведь поневоле натерпишься страха! Ой, батюшки... Кажется, и у меня теперь начинается... Чхи!..
Ян невольно рассмеялся; но Детмар не обратил на это никакого внимания и ещё тревожнее прежнего спросил его:
— А что? Посмотри-ка! Лицо-то у меня ещё не почернело?
Ян уверил его, что ничего подобного нет.