Гардемарины, вперед!

— Ах, князь, зачем вы говорите такие страшные слова? Вы имеете полное право распоряжаться моим имуществом. Я сама присутствовала на заседаниях опекунского совета и знаю… Вы должны отчитываться перед ними только в том случае, если кто-то подаст иск. Этот иск никто не подаст. До меня никому дела нет. Вот если бы я была богата, тогда у меня могло быть много опекунов. Но папенька не оставил завещания. Завещать-то было нечего… Но он сам мог назначить опекуна. Понимаете? Они там не стеснялись, говорили все это прямо при мне. И пожалуйста, любезный Никита Григорьевич, не будем больше говорить об этом.

На этот раз Мелитрисе удалось столкнуть его с темы об опеке. У него даже улетучилось раздражение на Ирину Ильинишну, на опекунский совет и на эту очкастую, бестолковую, но, в общем, милую девицу.

— Ну что нового в вашей придворной жизни? — спросил он миролюбиво.

— Я познакомилась с очень милой девушкой Анной Фросс.

И тут на глазах с Оленевым произошла метаморфоза, лицо его разгладилось, глаза засияли, и глупейшая, счастливая улыбка украсила его лицо. Мелитриса даже могла поклясться, что он смутился, как мальчишка.

Это было последней каплей. Князь еще немного поговорил про опеку, Мелитриса не возражала, просто слушала. Расстались они сухо. Перед Рождеством послала ему маленькую записочку, мол, здорова, желаю счастья и поздравляю с Рождеством Христовым. Через неделю пришел ответ. Князь не стал напрягать мозги, а просто переписал ее записку с некоторыми купюрами. Он сообщил, что здоров, поздравлял ее с приходом праздника Рождества и желал вечного счастья.

Конечно, она обиделась, все ее мысли были заняты одним — как бы ей забыть князя Никиту. В конце концов, сама государыня стала сейчас ее опекуншей. Но он хочет подарить ей убор! Этот странный князь Оленев хочет заказать ей к дню ангела алмазное ожерелье и серьги. Да ей просто необходимо поблагодарить его за это.

Мелитриса кинулась к сундуку за письменными принадлежностями, но ее позвала горничная принцессы Курляндской. Пришлось идти в ее покои, чтобы отчитаться за ордена: Святой Екатерины, Андрея Первозванного, Святого Александра Невского и всех прочих, в тетрадке по орденам было исписано тридцать страниц. После экзамена, кстати успешного, был ужин. Словом, вернулась она в свои покои уже в полной темноте. Как ни хотелось ей написать князю, она решила отложить это на утро. Стола-то нет! Можно приткнуться со свечой и бумагой на подоконнике, но там немилосердно дует! А днем, когда светло, все пишут на коленях, подложат что-нибудь жесткое, дощечку или книгу, и хоть стихи сочиняй. Засыпая, она придумала текст. Все должно быть лаконично, вежливо, доброжелательно, но ни в коем случае не навязываться!

Утром после умывания и туалета она полезла в сундук за отцовским ларцом. В нем хранились письменные принадлежности. Ларец стоял не на своем месте (сбоку, под носовыми платками), а посередине, прямо на кружевном вороте платья, даже примял его. Щелкнул замочек, крышка отскочила в сторону. В глаза сразу бросились лежащие на дне пистолеты. Чернильница, более чем скромные драгоценности, коробочка с локоном лежали на месте, не было бумаги и писем. То есть ни одного! Кому могла понадобиться ее переписка с отцом?

Мелитриса сжала виски руками. Может быть, она сама как-нибудь ненароком переложила письма в другое место?

В привезенном из дома большом сундуке хранились платья, обувь, одежда, книги. Она аккуратно вынимала каждую вещь и клала на пол. Скоро добралась до дна сундука. После этого она сложила вещи на прежнее место, закрыла сундук на ключ, села на кровать и в задумчивости уставилась в окно.

Жаль, что Верочка уже упорхнула по своим, весьма разнообразным делам. Можно было бы спросить у нее — вдруг она взяла письма? Но так спрашивать — смертельно обидеть. Как она может достать их из-под двух замков? Но с кем-то надо обсудить эту нелепицу!

Ей пришла в голову новая мысль. Она бросилась к сундуку, опять вынула ларец, опрокинув его, высыпала на кровать содержимое, поймав в последнюю минуту чернильницу-непроливайку. Затем, растопырив пальчики, нажала на стенку ларца в нужном месте. В тайнике по-прежнему лежали два письма. Она сунула их в карман и испуганно осмотрелась. Если кто-то охотился за письмами, то искали, конечно, эти. Что же делать?

В тот момент, когда появилась Верочка, Мелитриса ходила по комнате и разговаривала сама с собой.

— Сударыня, что вы себе позволяете? Еще не одеты!.. Большой выход к литургии!

Девушки бросились к сундукам — переодеваться. Мелитриса закрыла ларец на ключ, поставила его на прежнее место. Юбку на малых фижменах она не стала переодевать, только влезла в тесное парадное золотистое платье-робу. Фрейлинская наполнилась голосами, все одевались, торопились, кто-то сетовал, что нет утюга, впору самой гладить ленты, горничная совсем неумеха!

Потом гомон разом стих, и прибранные, несколько чопорные фрейлины попарно двинулись в большую приемную, где их уже ждали статс-дамы, кавалеры и прочая свита.