Гардемарины, вперед!

Обычно государыня не только не соблюдала дворцового распорядка, но относилась к церемониям с полным пренебрежением, почти с ненавистью: ела, когда хотела, зачастую на ходу, спала где придется. Сегодняшнее исключение было сделано в угоду иностранным дипломатам, чтобы донесли своим дворам, мол, государыня Елизавета не только выздоровела, но и полна сил для удержания в руках скипетра и державы российской. После недавнего ареста Бестужева это было особенно необходимо.

Елизавета медленно и важно шествовала по живому коридору из склонившихся в нижайшем поклоне особ обоего пола. Подле стола государыню ждал обер-гофмаршал Н. — в руке жезл с разноцветными перьями и лентами, вид чрезвычайно торжественный. К слову сказать, у обер-гофмаршала Н. была внешность дурака. Природа, к сожалению, часто вытворяет подобные шутки: дает глупое обличье умному человеку или, скажем, смешную личину романтику, он в душе поэт, ценитель прекрасного, а у него уши торчком и нос уточкой. В частной жизни и на службе обер-гофмаршал Н. выглядел просто некрасивым человеком, но как только наденет на себя торжественную мину!.. еще эти перья петушиные… Ну, просто нет сил…

Стоящая в левой группе фрейлина Мелитриса все время пряталась за колонну, потому что панически боялась рассмеяться. Виной тому был, конечно, обер-гофмаршал, и еще Верочка Олсуфьева, которая невыразимо смешно его передразнивала и даже гугнила шепотом какие-то глупости, которые, по ее мнению, мог говорить обер-гофмаршал.

Стол уже украсили первой переменой блюд. Обер-гофмаршал Н. поклонился государыне, важно сообщив, что кушанье подано, и, подойдя к столу, быстро всунул жезл в руку придворному кавалеру. Меж тем дневальный камергер ее величества уже спешил с блюдом в руках, на блюде стоял голубой, с целующимися голубками рукомой русской работы, государыня предпочитала его саксонскому фаянсу и английскому серебру. По этикету обер-гофмаршал должен был теперь подать государыне салфетку для утирания рук, затем без излишней торопливости, но живо оную салфетку принять и отодвинуть от стола стул. Как только их величество сядет и начнет вкушать, обер-гофмаршал должен опять взять жезл и замереть с ним подле стола.

На этот раз в цепи подавальщиков произошел сбой, или не ту салфетку достали из сундука, или кто-то стащил ее впопыхах, словом, с утиральником произошла какая-то заминка. Государыня тем временем ополоснула руки, подняла их над рукомоем. Обер-гофмаршал Н. пошел красными пятнами, вид у него был невыразимо дурацкий. Немая сцена, напряжение невероятное… для всех, но только не для Елизаветы. Заминка подарила ей несколько секунд. Она рассеянно осмотрела залу и опять увидела девицу, о которой только что спрашивала Шувалову. Та стояла у колонны и изо всех сил старалась соблюсти благопристойный вид, однако просто кисла от смеха.

Елизавета усмехнулась и в нарушение всех правил этикета поманила к себе девицу мокрым пальцем. Лицо Мелитрисы сразу вытянулось, застыло трагической маской. Прежде чем пойти на ватных ногах к государыне, она оглянулась по сторонам в слабой надежде, что к столу вызвали не ее, но встретила только строгие, настороженные взгляды придворных.

Мелитрисе нравилась Елизавета. Это была не просто любовь юной фрейлины к своей государыне, когда любишь не столько живого человека, сколько символ верховной власти. Симпатию Мелитрисы вызывала именно сама немолодая, тучная, с нездоровым цветом лица, но все еще статная женщина. Вся она погасла, отяжелели щеки, выцвели глаза, но все преображала улыбка. Как в пасмурный день проглянет вдруг на миг солнце и увидишь, как прекрасен и светел божий мир, так и улыбка на лице государыни смывала с лица болезнь, уменьшала прожитые годы.

Государыня рано постарела. Когда женщине стареть, один Господь знает, однако современники сплетничали, что в преждевременном старении помогла себе сама государыня. Про ее привычки и беспорядочный образ жизни сочиняли анекдоты и рассказывали их шепоточком по углам, с оглядкой. Каждый понимал, что за шепотки на дыбу или под кнут не попадешь, поскольку времена мягкие, но и нареканий от стража Тайной канцелярии Шувалова Александра Ивановича никому не хотелось слушать. Немало подобных анекдотов услышала Мелитриса. Ну, например, что Елизавета велит каждый день переставлять мебель в своих покоях и что засыпает каждый день в новой комнате, которую даже не всегда оборудуют под спальню. Увидит императрица канапе в углу и сразу — бух, сегодня буду здесь почивать! Сплетничали, что Елизавета Петровна боится заговора, боится, что арестовывать ее придут ночью гвардейцы, как сама пришла двадцать лет назад. Вот и прячется Елизавета Петровна, чтоб не нашли.