Гардемарины, вперед!

— Ей и не надо было их получать. Достаточно, что это письмо получила я. Умерла тетка, и мадемуазель Репнинская уехала на похороны. Я не вижу в этом ничего странного! — С каждым словом принцесса словно подхлестывала себя, взвинчивала, а потом уже стала кричать в лицо растерявшейся Верочке: — Теперь идите! И не смейте баламутить головы другим! Если надо будет, я сама все объясню!

— Да пожалуйста! — прошептала Верочка обиженно. — Только один вопрос. Можно?

— Какой вопрос?

— Князь Оленев, опекун Мелитрисы, знает?

— Он знает все, что ему положено знать. — Принцесса подошла к Верочке вплотную и стала подталкивать ее к двери. — Князь Оленев сам получил письмо из псковской усадьбы. А если не получил, то получит. И я ему обо всем напишу. Всенепременно. Спокойной ночи!

— А сундук с вещами Мелитрисы?..

— Сундук я возьму к себе на сохранение… — услыхала Верочка уже из-за закрытой двери.

Верочка быстро уснула и спала без снов, а наутро опять появились сомнения. В чем? Она и сама не знала. Могла умереть престарелая тетка? Могла, ей без малого сто лет. Должна была Мелитриса, наследница, ехать к ней на похороны? Вне всяких сомнений. Так в чем же дело?

А дело в том, что собака зарыта совсем не там, куда тыкала пальчиком принцесса Курляндская! И чего она все бегала, суетилась и горбом трясла? Потому что хотела утаить главное. Может быть, про покойную тетку она все сама сочинила…

За сундуком не шли. Верочка примерила фиолетовое платье Мелитрисы, оно было почти впору, только корсет чуть жал. Верочка давно мечтала о таком платье. Если Мелитриса, не приведи господь, умерла, ведь и такое может быть, то платье это останется как память. Корсет нужно подпороть… там всех дел-то — вынуть парочку пластин из китового уса. А лиф сидит отлично!

Если все хорошо и благополучно кончится, то есть Мелитриса вернется, она с удовольствием вернет ей платье. В конце концов Мелитриса сама давала ей это платье… один раз… на прогулку с графом В. Верочка еще раз прошлась перед зеркалом. А принцессе Курляндской она не верит, не верит!

Этим же вечером княжна Олсуфьева написала подробное письмо князю Оленеву, а наутро отправила его через почтовую контору по адресу. Не беда, если ее письмо продублирует послание принцессы Курляндской. А вот если опекун и по сию пору ничего не знает, то это… злодейство, вот что это такое!

Темное дело

Письмо от Верочки Олсуфьевой шло до Никиты Оленева пять дней, как мы видим, и предки наши умудрялись иногда везти почту со скоростью верста в неделю. В руки к Никите оно попало, когда тот поспешал к карете, дабы ехать к скульптору Николаю Шилле. Прочитав его в дороге, князь отнесся к посланию Верочки более чем спокойно. Даже, помнится, подумал: вот и прекрасно, что тетка умерла. Она давно в маразме, а теперь у Мелитрисы будут кой-какие деньги и из-за деревни Пегие Воробьи не надо судиться.

Непонятное беспокойство заставило спустя полчаса еще раз перечитать письмо. Верочка, конечно, барышня, и психология у нее девичья, то есть убогая, настоянная на мечтах о несбыточном и любви ко всякой таинственности, но ведь она права: не могла Мелитриса уехать в Псков, не поставив его в известность.

Как только с делами скульптора было покончено, Никита поехал во дворец и получил от ворот поворот. Придворная контора заявила, что о посещении надобно извещать за два дня.

— А почему не за месяц? — негодовал Никита. — Я же не к ее величеству рвусь, а к обер-гофмейстерине принцессе Курляндской. У меня неотложное дело!

— Не положено. Сегодня большой выход. Фрейлины на литургии.

Неожиданное препятствие еще больше расстроило и огорчило Никиту. Он направился вдоль ограды, выискивая незапертую калитку, дыру в решетке или, наконец, знакомого охранника. И вообразите — нашел! Знакомый солдат стоял на часах у шлагбаума, в эти ворота проезжали сани с дровами, сеном и провизией. Когда-то Никите удалось во дворце за мелкую услугу всучить ему пару монет, сейчас он повторил этот маневр, увеличив мзду на гривенник. Солдат пропустил Никиту на хозяйственный двор. Оттуда через дворцовый парк он направился во фрейлинское крыло.

Литургия давно кончилась, гофмейстерина была в своих покоях, но князя Оленева приняла не сразу, а когда они встретились, начала вести ничего не значащий разговор о толщине льда на Неве, о погоде, цене на китайский шелк, про уходящую зиму и грядущую весну. Верочка убедительно просила не упоминать в разговоре о ее письме, поэтому визит Никиты должен был выглядеть как случайный. Первый его вопрос прозвучал невинно:

— Ну как там моя подопечная?

— Ка-ак? Вы ничего не знаете? — Изумление принцессы было столь искренним, что Никита начал волноваться уже всерьез. Однако он вполне правдоподобно сыграл удивление и потом, скорбно кивая, выслушал рассказ об умершей в усадьбе Котица престарелой тетке.

— Уехала? — переспросил Никита.

— Уехала…

— А когда вернется?

— Не сказала.

— А что сказала? — Никита начинал терять терпение и мысленно заклинал себя не повысить голос…

— Видите ли, князь… Я не провожала Мелитрису Репнинскую. Я была занята у ее величества.