Гардемарины, вперед!

— Пустите меня, — прошептала Мелитриса.

— Лежи! — Родинка на щеке поползла вдруг, как оживший клоп…

Когда Мелитриса очнулась, была ночь, она лежала на чем-то мягком, шубку с нее сняли, шляпу тоже. Слева было окно, в которое беспрепятственно проникал лунный свет. Тень от него была клетчатой, окно было украшено решеткой в довольно мелкую ячейку. Часть прутьев была выполнена с потугой на рисунок.

Мелитриса никак не могла сообразить, где она находится. Голова не болела, но что-то в ней ворочалось и бряцало тихонько, маленькое, как жук, и чрезвычайно неприятное. Она потрясла головой, словно пыталась выгнать наружу непрошеного гостя, и тут же вспомнила толстого стекла бокал, рукав канареечного цвета, отороченный мехом диковинного зверя.

Через секунду она была на ногах. Дверь скорее угадалась, чем увиделась. Она, проклятая, была закрыта, металлический засов лязгал в пазу, сотрясаясь под ударами девушки. Потом Мелитриса начала кричать. Не страх перед этой неведомой комнатой вливал силу в ее голосовые связки. Она вспомнила, знала, чувствовала, что в одной из комнат этого черного дома лежит ее умирающий опекун и она должна его увидеть.

Наконец послышался скрип половиц под чьими-то ногами, под дверью появилась неуверенная полоска света. Лязгнул замок, дверь открылась, и перед Мелитрисой предстала Фаина в зеленом шлафоре из камки и плотной, до крысиной тонкости доплетенной косой на плече. В одной руке она держала двурогий шандал, другая металась от разъезжающегося на обширной груди шлафора до зевающего рта, который, чтоб черт не залетел, надо непременно перекрестить. Со сна Фаина была благодушна и беспечна, и на крик Мелитрисы: «Где он?» — не отвечала не из злорадства, а просто не понимая, что от нее хотят.

— Где он? — повторила Мелитриса. — Ведите меня к нему.

Она так резко оттолкнула Фаину, что свеча из одного рога упала на пол. Пока Фаина ее поднимала, Мелитрисы и след простыл. Тук-тук-тук — простучали по лестнице каблуки, в отдалении послышался шум опрокинутой мебели, потом на каменный пол упала посуда…

— Господи, она уже в кухне! — воскликнула Фаина, поспешив на поиск беглянки.

Оказывается, Мелитрису уже изловили.

— Оставь меня, негодяй! Не прикасайся ко мне! — звонко кричала Мелитриса, а солдат, он же кучер Устин, бубнил на одной ноте:

— Я и не прикасаюсь, барышня. Только бегать тут не велено. И блажить не велено.

— Тихо, тихо… Успокойтесь, мадемуазель… — Запыхавшаяся Фаина вбежала в кухню.

— Где князь Оленев? — вырвавшись наконец из лап Устина, крикнула Мелитриса.

— Это какой же князь? Нету здесь никаких князей!

Только здесь девушка узнала кучера. В голосе его прозвучало такое искреннее удивление, что Мелитриса разом отстала.

— Разве мы не в трактире?

— Помилуйте… Это дом приличный, особняк… — Поймав упреждающий взгляд Фаины, он оборвал фразу на полуслове.

Мелитриса поняла, что этот солдат с простодушным лицом и большими круглыми плечами только исполнитель, главный здесь не он.

— Умоляю вас… умоляю, если у вас есть сердце, — сказала она, повернувшись к Фаине, — поехали к нему… сразу же! Если нет лошадей, я пойду пешком.

Она заламывала худые руки и наступала на Фаину, а та отступала к стене, желеобразная грудь ее плескалась.

— Успокойтесь, пожалуйста! С вашим князем ничего не случилось! Вы должны верить мне!

Но девица не слышала объяснений, она вообще ничего не слышала. С трудом Фаина поймала ее за руки, но та стала вырываться и кричать:

— Я вам не верю! Он мертв? Скажите, он умер?

— Че-е-ерт возьми, не зна-аю я! — протяжно крикнула Фаина. — Я все придумала про дуэль. Я вашего опекуна в глаза не видела.

Мелитриса вся как-то обмякла и боком села на стоящую у стола лавку. Слов не было. Она с величайшим изумлением смотрела на Фаину.

— Ну как вы не понимаете? — доброжелательно пояснила та. — Мне надо было как-то привезти вас сюда. Так бы вы не поехали.

— А зачем меня нужно было сюда привозить? — выдавила из себя Мелитриса.

— Вот ведь любопытство гложет, — фыркнула Фаина. — У меня нет таких прав, чтоб вам все объяснить.

— У кого есть такие права? — Мелитриса говорила как заторможенная, она все еще не постигла сущности происшедшего, сидящая в ней отрава мутила разум.

— Завтра и узнаете, — ласково сказала Фаина, обнимая Мелитрису за талию. — Теперь почивать… Устин, разбери постелю…

Пока они поднимались на второй этаж, Устин дважды слетал вверх-вниз, а когда Мелитриса вернулась в комнату, большая кровать в углу была застелена простынями, подушки взбиты. Мелитриса совершенно успокоилась. Если князь Никита благополучно здравствовал в своем дому, то любые неприятности для нее потеряли остроту и привкус беды. Зачем-то ее привезли в темный особняк… Фаина говорит, что завтра все разъяснится.

Мелитриса села на кровать, один сапожок упал на пол, за ним второй. Появилась Фаина с чем-то воздушным, легким, с розовыми цветочками у ворота.

— Это вам тюника ночная… — Фаина опять широко зевнула. — Спать будете словно сильфида — в цветах.

— Не уверена, — буркнула Мелитриса, переодеваясь.