Гардемарины, вперед!

Дверь за Фаиной закрылась. Мелитриса откинулась на подушки и рассмеялась. Какая чушь, какая нелепица! Ведь и ежу ясно — ее похитили. И каким глупым способом! Она закрыла глаза, перекрестилась. «Может быть, любовник какой-нибудь объявился? — подумала она лениво. — Любовник инкогнито… Воспылал страстью, совладать с собой не в силах. Но этого не может быть… Я не красавица, это во-первых. А во-вторых, любовника я зарежу…»

Она прочитала молитву и спокойно заснула.

Проснулась она с первым лучом солнца и долго лежала на боку, с удивлением скользя взглядом по оштукатуренным, в трещинах стенам, по крытому стертым войлоком полу, по мебелям: простому дубовому столу и плетеному стулу с дырявым сиденьем. Светелка была бедна и убога, зато за решеткой окна роскошествовала природа. Дом, наверное чья-то заброшенная мыза, стоял в глубине могучего бора, только небольшая часть отвоеванной у леса земли была засажена плодовыми деревьями. Сейчас все яблони, сливы, цветники и огороды опушил иней. От утреннего света он казался розовым, искрился и вспыхивал, пуская солнечных зайчиков.

Мелитриса оделась и, держа сапожки в руках, чтоб не будить обитателей дома, осторожно вышла на лестницу. Помнится, ее совсем не удивило, что дверь в ее покои была не заперта, в первый день ее заточения она вообще внимания не обращала на такие мелочи. Зато входная дверь была заперта, ключа в замочной скважине не было, и это ее разозлило. Все окна первого этажа были закрыты ставнями, сквозь щели в них сочился утренний свет. Как показал обход, дом был очень мал. Внизу располагались две горницы, в одной из них кто-то спал, и кухня с холодным очагом, печью и полками с посудой, оловянной и глиняной. Была еще одна дверь — закрытая, наверное, в кладовку или в другое подсобное помещение. На втором этаже находилась только та светелка, в которой она ночевала, хода на чердак она нигде не обнаружила, — видно, лестница туда шла снаружи дома.

Мелитриса побродила по комнатам, а когда вернулась на кухню, застала там Фаину и солдата Устина, последний суетливо колол лучину на растопку. Фаина стояла рядом совершенной распустехой, волосы не чесаны, душегрейка надета прямо на рубашку. Она чесала одной босой ногой другую и честила Устина за то, что тот проспал. Увидев Мелитрису, она тут же прекратила гудеж и спросила вполне доброжелательно:

— Встали?

— Попыталась… — отозвалась Мелитриса меланхолично. — Что же вы стоите босиком на холодном полу? Завтракать будем?

— А как же, конечно будем. Сейчас этот тюлень сонный воду согреет…

«Тюлень» обиженно засопел.

— Фаина, чей это дом?

— Мой. А зачем вам? — спросила она подозрительно.

— Что значит — зачем? Я хочу знать, куда меня привезли.

— Все узнаете, милая моя сударыня. Не такие они люди, чтобы правду от вас скрывать, — страстно сказала Фаина и удалилась в свою комнату одеваться.

Позавтракали на кухне просто, но сытно и двинулись в большую комнату. Она выглядела побогаче, лет двадцать назад эта гостиная была даже нарядной, а сейчас голубая комка, коей были обиты стены, выцвела, запятналась и загрязнилась, вощаные обои на панелях в иных местах прорвались до дыр. Хороша была только синяя изразцовая печь, в ней уже трещали дрова, и холодная гостиная обещала скоро нагреться.

Мелитриса была спокойна, она как бы смотрела на себя со стороны и радовалась, как достойно и гордо ведет себя некая пленная девушка. Она не собиралась плакать и отчаиваться, более того, ей даже интересно, что это за фокус такой, насмешку или нелепицу приготовила ей судьба?

Фаина поставила перед печкой длинную лавку и, к удивлению Мелитрисы, принесла две расписные прялки и веретена на подносе.

— Будем прясть.

— Что? Я не умею.

— Если не умеете, будем учить. Девица в вашем возрасте должна уметь делать все. — И добавила, как фыркнула: — Фуй какая!

— Я фрейлина ее величества, — сказала Мелитриса, примериваясь к веретену.

— Были фрейлиной, — уточнила хозяйка, и это замечание очень не понравилось девушке.

Однако у нее достало чувства юмора, чтобы со стороны подмигнуть плененной девице. Два тюка желтоватой овечьей шерсти с застрявшими в ней репьями и сухим навозом, два неумелых веретена — Фаина в уменье прясть не очень-то обогнала Мелитрису. Скоро за разговором выяснилось, что прядут они только затем, чтобы скоротать время, прясть велел Аким Анатольевич. Сколько им придется вертеть веретено — день или неделю, Фаина точно сказать не могла.

— Я надеюсь их сегодня дождаться, — сказала она с ясной, светлой интонацией, — очевидно, сердце ее не было равнодушно к загадочному Акиму Анатольевичу.

К вечеру предположение Мелитрисы получило подтверждение в виде насурьмленных бровей и нарисованного свеклой румянца. Особенно потрясло Мелитрису то, что Фаина надела брыжи[91]. Кружева топорщились в разные стороны. Интересно, если на эту могучую грудь положить веретено — оно скатится? А чашку поставить?