Гарри Поттер и философский камень

Гарри оторопел. Потом быстро оглянулся, чтобы проверить, не видел ли кто. Никто, похоже, на них внимания не обратил. Тогда он повернулся обратно и подмигнул змее в ответ.

Змея дёрнула головой в сторону дяди Вернона и Дадли и закатила глаза. Взгляд её совершенно ясно говорил:

— И такая дребедень…

— Да уж, — пробормотал Гарри, хотя и не был уверен, что змея могла его расслышать через стекло. — Представляю, как тебе это всё надоело.

Змея утвердительно закивала.

— А ты откуда будешь? — спросил Гарри.

Вместо ответа змея ткнула хвостом в маленькую табличку рядом с вольером. Гарри поглядел на неё.

«Боа констриктор. Бразилия.»

— И как оно там?

Боа констриктор снова ткнул хвостом в табличку, и Гарри прочёл следующую строку:

«Экземпляр выращен в неволе.»

— А, ясно. Ты, значит, никогда в Бразилии не был?

Змея замотала головой, и тут сзади Гарри раздался оглушительный вой, так что они оба даже подскочили.

— Дадли! Мистер Дурсли! Идите скорей, посмотрите на змеюку! Она тут такое выделывает!!!

Дадли ковылял к ним со всей быстротой, на какую был способен.

— А ну, двинься, — сказал он Гарри и врезал ему под ребра.

От неожиданности Гарри потерял равновесие и грохнулся на цементный пол. Дальнейшее произошло так быстро, что никто не уловил момент, когда оно случилось. Пирс и Дадли налегали на стекло, стараясь получше разобрать, что делала змея, а в следующую секунду они оба отпрянули, вереща в ужасе.

Гарри приподнялся, сел — и тоже задохнулся от страха: стекло, отделяющее их от вольера с удавом, исчезло. Огромная змея быстро раскручивала свои кольца, стекая вниз. Люди в террариуме принялись кричать; у дверей образовалась давка.

Гарри, не шевелясь, смотрел, как удав скользнул мимо, и ему послышался низкий шипящий голос:

— Увижу ли Бразилию на с-с-старости моей… С-с-спасибо, amigo![7]

Смотритель террариума пребывал в полной прострации.

— Но стекло-то! — повторял он. — Стекло-то куда делось?

Директор зоопарка настоял на том, чтобы лично преподнести тёте Петунии стакан крепкого сладкого чая, не переставая при этом извиняться. Пирс и Дадли только попискивали. Насколько Гарри мог заметить, всё, что змея себе позволила — это клацнуть на них пару раз зубами, проползая мимо, но это не помешало Дадли, как только он оказался в безопасности заднего сиденья машины дяди Вернона, поведать всем, как змея почти откусила ему ногу, в то время как Пирс вопил, что она пыталась его удушить. Но самым ужасным, по крайней мере для Гарри, было то, что Пирс заявил, оклемавшись:

— Ты ведь с ним разговаривал, правда, Гарри?

Дядя Вернон дождался, пока Пирс отъехал со своей матерью от их дома на достаточное расстояние, прежде чем обрушиться на Гарри. От ярости он едва мог говорить. Он смог лишь выдавить:

— Чулан… Немедленно… Сидеть… Без ужина!

После чего рухнул в кресло, и тёте Петунии пришлось приводить его в чувство большим стаканом коньяку.

Лёжа в кромешной тьме своего чулана, Гарри думал, как было бы хорошо, если бы у него были часы. Он не знал, который час, и поэтому не был уверен, улеглись ли Дурсли уже или ещё нет. Пока они не заснули, он не решался прокрасться на кухню раздобыть чего-нибудь съестного.

Он прожил в семье Дурсли уже почти десять лет — десять лет сплошного несчастья. Он жил здесь с тех пор, как помнил себя, с тех пор, как его родители погибли в этой катастрофе, оставив его совсем ещё младенцем. Он никак не мог представить себя в автомобиле во время аварии, которая унесла их жизни.

Иногда, лёжа часами в темноте и копаясь в обрывках своей памяти, он натыкался на странное видение: ослепительную вспышку, почему-то зелёного цвета, и обжигающую боль во лбу. Наверное, это и была авария, хотя оставалось непонятным, откуда взялся зелёный свет. Своих родителей он не помнил совсем. Его дядя и тётя никогда о них не упоминали, а вопросы задавать было, само собой, запрещено. В доме не было ни одной их фотографии.

Когда Гарри был поменьше, он любил мечтать, что откуда ни возьмись явится какой-нибудь неизвестный дальний родственник и заберёт его с собой, но никто так и не появился; Дурсли оставались единственными его родственниками. Несмотря на это, временами ему казалось (возможно, просто оттого, что ему бы этого очень хотелось), что незнакомые люди на улице его почему-то знают. И не просто незнакомые, а ещё и странные в придачу. Раз, когда он с тётей Петунией и Дадли был в магазине, какой-то крошечный человечек в фиолетовом цилиндре поклонился ему. Тётя Петуния долго в ярости выпытывала у Гарри, откуда он его знает, а потом выскочила с обоими мальчиками из магазина, ничего не купив. Потом растрёпанная леди, вся в зелёном, приветливо помахала ему, когда он садился в автобус. А давеча какой-то лысый старик в лиловом пальто до пят и вовсе пожал ему руку и удалился, не сказав ни единого слова. И по какой-то причине все эти люди имели престранную привычку исчезать, едва Гарри собирался рассмотреть их повнимательнее.