Из глаз хлынули слезы; сотрясаясь рыданиями, Джинни бросилась ему на шею.
Все сгрудились вокруг нее — молча, без слов утешения. И стало тепло. Даже ветерок, зябкий и пронизывающий на такой высоте, словно стих. Охваченный острой жалостью, Гарри гладил волосы Джинни, целовал ее, пытаясь успокоить, хотя его самого трясло. Ее рыдания понемногу стихли.
* * *
Гарри замолчал.
— Скажите, мисс Уизли… — медленно проговорил портрет.
— Джинни, сэр.
— Да? Хорошо, Джинни. Скажите, когда вы сделали это открытие… вы сильно меня ненавидели?
Джинни смешалась.
— Нет, — сказала она наконец. — Все-таки нет… Но была очень зла на вас.
— За ту боль, которую я причинил вам… вам всем? Так?
— За ту боль, которую вы причинили Гарри, сэр.
— Мы все были злы, — тихо добавила Гермиона. — Хотя догадывались… во всяком случае, я догадывалась, зачем все это было нужно.
— И, наверное, у нас у всех начиналась истерика, — снова заговорил Гарри, — просто Джинни первая не выдержала… Мы столпились вокруг нее, начали успокаивать, и как-то получилось, что все обнялись. И стало тепло. Мы разом забыли про злость. Мы… вы уж извините… забыли даже про вас. Знаете, наверное… мы в первый раз почувствовали Круг!
— Это замечательно, Гарри! — улыбнулся Дамблдор.
Гарри поглядел на него довольно хмуро — и тут же отвел взгляд. Он заметил слезинку, блеснувшую в углу глаза…
* * *
— Что это? — ошеломленно спросил Рон.
Никто ему не ответил. Словно боялись, что произнесешь еще хоть слово — и это невероятное ощущение близости и покоя рассыплется, как угасающий фейерверк. А оно не рассыпалось. Оно не исчезло даже тогда, когда они после нескольких бесконечно долгих минут все-таки решились немного ослабить объятия и чуточку отступить, чтобы посмотреть друг на друга. Потом молчание нарушила Луна:
— Это мы, — и ее лицо озарилось такой же счастливой улыбкой, как в тот день, когда Гарри пригласил ее на вечеринку.
Это был ответ, который в тот момент никто не понял. Гарри тоже. Была только уверенность, что придет время — и они поймут.
А потом Луна без всяких переходов спросила:
— А что ты сейчас собираешься делать, Гарри? — и этот вопрос отрезвил всех.
Вздохнув, Гермиона достала листок и протянула Рону. Он начал читать, потом жестом позвал сестру. Гарри ждал.
— Понятно… — пробурчал Рон. — Ты верно догадалась, Гермиона! И хорошо, что вовремя!
— Я еле успела, — печально отозвалась Гермиона. — Он уже собирался…
— Главное, что успела.
Все смотрели на него — молча и с ожиданием. Гарри пытался решить, что же им, в конце концов, стоит сказать. Волнение, вызванное неожиданным ощущением близости, угасло, но сама эта новая близость осталась — и навсегда. И это нисколько ему не помогало.
— Я все написал, — сказал он наконец. — Кто-то должен остаться с Джинни.
Джинни улыбнулась:
— Конечно.
Невилл и Луна подошли и встали по обе ее стороны.
— Мы ее очень хорошо защитим, Гарри, — сказал Невилл. — Можешь не волноваться.
— А мы пойдем с тобой, — добавил Рон, и они с Гермионой встали по обе стороны от него.
— Вы же погибнете… — обессилено прошептал Гарри и присел на край стены, рядом с той самой выбоиной.
— Вот что, Гарри, — Гермиона присела рядом. — Если ты сейчас скажешь, что все равно хочешь пойти в одиночку, мы от тебя отстанем.
Она жестом остановила Рона, когда тот подался вперед и открыл рот.
— Решай, — сказала она.
— Я не хочу… Так нечестно, Гермиона! Неважно, что я хочу и что нет! Вам нельзя со мной идти! Если вас убьют… Как же я без вас буду! — он почти кричал. — Хватит с меня Сириуса, Дамблдора! Моих родителей… Я не хочу больше ничьих смертей, не хочу больше никого терять, пойми!
— А мы не хотим потерять тебя, — мягко возразила Гермиона. — Поэтому нас будет трое. Ведь три — магическое число, ты разве забыл?
— Арифмантика… — усмехнулся он.
— Она самая. Семь хоркруксов Волдеморта — это тоже арифмантика. Как и все магические числа.
Ему казалось, что Гермиона его несколько морочит, но как он мог быть уверен? А тут еще вмешалась Луна:
— Она права, Гарри. Я тоже знаю арифмантику.
— И, кстати, на «превосходно», — подтвердила Гермиона.
Гарри не сказал ничего. Он капитулировал. Только попросил:
— Обещайте, что не будете лезть на рожон. И не будете жертвовать собой!
— Если и ты обещаешь то же самое.
— Хорошо!
— Значит, договорились.
Он только кивнул. Потом спросил:
— А насчет Дамблдора… Вы и правда думаете, что он жив?
Лицо Гермионы потемнело:
— Как мы можем быть уверены? Но очень, очень может быть…
* * *
— Ты и правда хочешь знать это, Гарри? — спросил Дамблдор.
— Вы хотели, чтобы я вас простил, сэр.
— Да, Гарри. Мне очень хотелось бы.
— Тогда мне нужно знать, что именно я должен вам простить.
— Ты совершенно прав, Гарри. Давайте тогда все же закончим с тем, о чем вы догадались сами. Мисс Уизли… Джинни! — с улыбкой поправил себя Дамблдор. — Скажите, вы первая догадались, что что-то не так?