Гать. Задержание

Варя Лагина, невысокая, курносенькая девушка, молча пожала плечами и ничего не ответила. Была она какая-то незаметная, тихая. Даже на посиделках старалась сесть в сторонке, больше молчала, а на вопросы отвечала односложно. Парии ее обходили. Что это за девка, которая ни частушку не придумает, не спляшет! Вот Мария — это да! Она и за словом в карман не полезет, да и редкий парень мог ее переплясать.

А Варька? Как-то раз Витюха Прохоров, обозленный, что Мария на него и смотреть не хочет, пошел ее провожать. Возле калитки Вариного дома он настойчиво ее обнял и привлек к себе, пытаясь поцеловать.

— Не надо, — сказала ровным и тихим голосом Варя, — слышишь, не смей.

И Витюхе стало вдруг невыносимо стыдно. Он был готов тут же убежать, но самолюбие не позволяло сделать шаг в сторону, и он, разжав руки и мучительно краснея в темноте, хрипло и задиристо вымолвил:

— А те я те сделал? Подумаешь, «королева» нашлась! Да я таких девок целовал, что ты им и в опорки не сгодишься!

— Вот к ним и ступай, — с еле заметной ноткой презрения сказала Варвара. — До свиданьица. — И она, легко ступая, направилась к избе мимо застывшего Витюхи.

— Эх, Витюха, сыграй, что ли… Споем, девоньки? — Маша встала и, поправив платок на плечах, подошла к Варе. Села рядом с ней и, обняв ее, тихо и нежно пропела первое слово. В песню вступали исподволь, словно каждый точно знал, где он должен вступить, чтобы не нарушить ее, а только подчеркнуть своим голосом напевность и красоту русской мелодии.

— А где Василий? — неожиданно спросила после наступившей тишины Маша. — Что-то его сегодня нет?

— Да тут я, — раздался из темноты негромкий голос, — уж так ладно вы пели, ребята, что и мешать не хотелось…

От колодца к стволу березы подошел невысокий кряжистый парень в наброшенном на плечи пиджаке. На круглом, неулыбчивом лице выделялись мохнатые брови и широкий, лопатистый нос. Кудрявые волосы спускались на шею и уши, а на лбу вились мелкими колечками. Брюки заправлены в яловые, пыльные сапоги, а старенькая сатиновая косоворотка была аккуратно заштопана, но неумело, по-мужски, через край.

— Чего так поздно? — спросил Тимофей, прикуривая папиросу.

— Да поперву садки на болотах осматривал, а потом по хозяйству дела были, — невозмутимо ответил Василий, — огуречики прополоть надо было, чай растение простор любит…

Ребята громко засмеялись.

— И чего ты огурцы огуречиками зовешь? — спросил Виктор Прохоров, наваливаясь грудью на гармонь.

— А кто его знает, — добродушно ответил Дорохов, — у нас на болоте все их так зовут. Огуречики да огуречики. Знать, потому, что вкусные они у нас растут. Что для соленья, что так…

— Ты, Васюха, со своими садками да огуречиками так холостым и останешься, — хохотнул Прохоров, толкая локтем Машу.

— Не бойсь, своего не упущу, — негромко и твердо бросил Василий и взглянул на Машу и Варвару, сидевших рядом с гармонистом.

Не ходите, девки, в поле,Не топчите лебеду.А то встретите ВасюхуНа своейиую беду… —громко пропел Виктор частушку под смех.

На болоте суета,На болоте праздник.Васька свататься пришелВ лягушичий заказник! —

тут же подхватила Маша Уварова и, озорно притоптывая, сделала круг возле Василия.

— Что это вы к Василию прицепились? — возмутился Тимоха, вставая и одергивая галифе. — Между прочим, он на Доске почета в охотхозяйстве висит, не в пример тебе, Прохоров. Ты только в поле вышел, как сей момент умудрился колхозные вилы сломать и потом полдня ошивался без дела. То молоток искал, то топор…

— Будя, Тимоха, — примирительно усмехнулся Дорохов, бросая взгляд на разом потупившегося Виктора, — пущай поют…

Ходит Тимка в галифе,

В руках словно вожжи.Стал Тимоха секретарь,А обнимать не может!

Маша, приподняв правое плечо, с вызовом прошлась мимо Смолягина. Тимофей побагровел и сделал жест, словно хотел остановить озорницу и отчитать, но, посмотрев на смеющихся ребят, махнул рукой и отошел к колодцу, в темноту.

Незаметно шутки стихли. То ли теплая июльская ночь подействовала, то ли дурманящий запах скошенного сена, но ребята молчали. Виктор Прохоров, мечтательно сложив руки на гармошке и улыбаясь, изредка поглядывал на обнявшихся Машу и Варю и хмурился, но через мгновение мечтательная улыбка снова появлялась на его лице. Постепенно с березы вставали пары и медленно, словно боясь нарушить тишину ночи, исчезали с залитой лунным светом полянки у колодца.

Василий сидел на стволе поодаль от Прохорова. Он задумчиво затягивался самокруткой, и малиновый огонек на долю секунды освещал его скуластое лицо. Но вот он встал и сделал несколько шагов по направлению к колодцу.

— Тимофей, — негромко сказал он, подходя к насупившемуся Смолягину, — слышь, Иван Алферов говорит, что опять какая-то нечисть в лесу балует… Намедни нашел он на пятом участке кабана освежеванного.