Гать. Задержание

После ужина, когда все разошлись по комнатам, он решительно подошел к лежащему Леснику и сказал:

— Я знаю, что ты прячешь оружие.

— Я?

— Да, ты… — Сонин удержал его на постели. — Я собираюсь отсюда уходить… Или ты пойдешь со мной, или я тебя…

— Идиот, — Лесник, отстранив Сонина, подошел к знакомой половице. — Я сам хотел тебе предложить… Если не доверяешь… — Он мгновение в упор смотрел на Сонина, словно прикидывая, что сказать: — На, возьми. Где встречаемся?

— Будем выходить старой канавой. Она около лаборатории начинается — я все осмотрел…

— Понял, выходи первым, а я через полчаса.

Сонин открыл глаза — над ним склонилось бородатое лицо.

— Вы очнулись? Кто вы? Откуда?

Лицо спрашивающего человека было спокойно и приятно. Крутые брови с изломом, черты лица детские, взгляд синих глаз твердый и вопросительный.

События минувшего дня промелькнули перед глазами Сонина. Сначала то, как они выходили… Лесника почему-то не было. Они ждали его минут десять, потом Сонин, чувствуя какую-то непонятную тревогу, достал пистолет и внимательно его осмотрел — бойка не было: спилен.

— Ребята, — тихо прошептал он, — нас предали, надо немедленно уходить…

У них хватило ума не пойти старой канавой, но и уйти не удалось. Через полчаса пущенные по следу собаки вывели гестаповцев прямо на обессиленных беглецов. Потом их били… Потом Хлыст, помахивая пистолетом, вывел их за ограду. По бокам шли автоматчики. Сонин смутно помнил разбитую, медленно идущую навстречу заплетавшимся ногам лесную дорогу… Потом он помнил огромное отверстие дула автомата и брызжущий блеклый огонек из него… Потом кусты, наваленные на тело и больно колющие лицо… Смутно помнилось, как он перевалился через борт откуда-то взявшейся телеги и, шатаясь на дрожащих ногах, побрел прочь, стараясь ступать по краю канавы, чтобы ноги были в воде…

«Собаки не возьмут, — билось у него в голове, — собаки не возьмут… Уйду!»

— Кто вы, откуда, как вас зовут? — ровно и, как показалось Сонину, по-доброму спрашивал бородач.

— Я из гестаповской школы… бежал, — прошептал Сонин и, чувствуя, что может потерять сознание, лихорадочно зачастил: — Пусть записывают… скорее… я продиктую.

И почти в беспамятстве, жутким усилием воли заставляя открываться глаза и рот, он начал:

«Лоб крутой, нос короткий, на кончике слегка раздвоенный, лицо круглое, губы узкие, волосы темные, звание лейтенант, Кирпичников Митрофан Васильевич, кличка Верный…

Лоб узкий, покатый, нос прямой…»

Слова вылетали хрипло, надсадно, но отчетливо и медленно, словно память отдавала их нехотя, оставляя их за собой надолго, на всю жизнь.

— Андрей, — Реваз шлепнул на стол лист бумаги. — Росляков сообщает, что учитель выехал поездом Москва — Батуми. Билет взял до Махинджаури… Где будем брать?

— А что ваше руководство советует?

— Шеф сказал, что лучше не придумаешь — там и возьмем.

Лозового Андрей увидел сразу, как только тот вышел из вагона.

Кудряшов сидел за рулем красных «Жигулей» и делал вид, что внимательно читает газету. Машина стояла посреди площади, напротив Дома быта и подозрений вызвать не могла: день был в разгаре, и машин вокруг стояло много. Андрей подал знак, и тут же к Лозовому подошел Реваз, одетый в потертые джинсы и такую же куртку. На голове фирменная кепка.

— Здравствуй, отец, куда ехать, дорогой?

Лозовой быстро и цепко оглядел пария.

— Что ты смотришь на меня, как будто это я приехал отдыхать, а ты меня везти хочешь? — засмеялся Реваз. — Какой санаторий, отец?

— Да я, собственно…

— Комнату надо? Молодец. Настоящий джигит отдыхает один и диким образом! Где комнату надо? Кобулети, Махинджаури, Батуми? Да ты не смотри на меня так, видишь, мой автобус стоит, — Реваз показал на небольшой автобус, стоящий около платформы, — видишь, написано «Курортторг». Курортом торгую, — засмеялся Реваз. — Так куда, отец?

— Мне бы в Батуми лучше…

— Вах, отец, считай, попал прямо в цель: комната на одного, с видом на море, веранда… Два рубля за ночь? Пойдет?

Лозовому, видимо, понравился лихой кавказец, и он, улыбнувшись, сказал:

— Пойдет.

— Молодец, отец, садись в автобус…. Рубль с тебя.

— Почему так дорого? Я могу и троллейбусом…

— Кавказскую поговорку знаешь — в хорошей компании плохая дорога пухом покажется. Видишь, там четыре человека сидят, только тебя одного до пятерки не хватает, а ты меня расстраиваешь. Прямо на место доставлю, даже магарыч не возьму… Поехали, дорогой!

Лозовой медленно вошел в автобус и сел на среднее сиденье.

Кудряшов знал, что будет дальше. Он вздохнул, и «Жигули» медленно тронулись за небольшим автобусом с надписью «Курортторг».

— Ваше имя, отчество, фамилия?

Вмиг постаревший Лозовой молча поднял серое лицо на Андрея.

— Я повторяю, гражданин арестованный… Имя, отчество, фамилия?

— Лозовой.

— Я спрашиваю вашу настоящую фамилию…