Где болит? Что интерн делал дальше

Все произошло из-за обычного «динамо». Перед тем как прийти на проект, я понятия не имел, что значит это слово. Страшно стыдясь своей наивности, обусловленной принадлежностью к среднему классу, я не понял, что оно значит, когда Джанетт взялась мне объяснять, чем зарабатывает на жизнь. Я решил, это что-то, связанное с электричеством. Как странно, подумал я, что бездомная наркоманка с шизофренией занимается техникой. К сожалению, ремесло ее было связано отнюдь не с техникой, а с проституцией. «Динамо» означает, что проститутка берет деньги за свои услуги вперед, а потом сбегает. На мой взгляд, мужчины, которые платят за секс, не имеют морального права возмущаться, став жертвой подобного обмана. Гораздо большее преступление – спать с беззащитной женщиной, психически больной. Если кто тут и жертва, так это она. Однако я не собирался оправдывать и действия Джанетт, особенно с учетом того, что из-за них за мной теперь гнался распаленный сексуально озабоченный маньяк. Но она не могла просто так взять и изменить свой образ жизни во многом потому, что у нее отняли право выбора. Джанетт принимала наркотики, потому что они приносили временное облегчение от симптомов шизофрении, хотя в длительной перспективе, конечно, делали только хуже. У крэка есть странная особенность: от него люди, которые не слышат голосов, начинают их слышать, а у тех, кто слышит их, голоса вдруг пропадают. Естественно, лишь на время: очень скоро они возвращаются и становятся еще настойчивей. Так начинается сползание вниз по спирали: пациент курит кэрк, чтобы не слышать голоса, и ему приходится принимать его все чаще.

На наркотики Джанетт зарабатывала проституцией. Суд вынес постановление, провозглашавшее ее антисоциальной личностью, хотя, на мой взгляд, антисоциальными личностями были, скорее, мужчины, которые спали с ней. Действия Джанетт были продиктованы необходимостью: не столько антиобщественные, сколько спровоцированные этим самым обществом. Статус антисоциальных личностей имели многие мои пациенты. Они получали его за правонарушения, на которые пошли ради выживания, в том числе за нищенство и проституцию. Суды могли и не беспокоиться со своими постановлениями: люди, подобные Джанетт, не собирались бросать привычную деятельность просто потому, что им это настоятельно советовалось в бумажке, подписанной судьей.

За забором я, к своему ужасу, обнаружил лишь короткий переулок, прегражденный запертыми воротами. Я испустил тяжкий вздох. Ну почему я не прислушался к Руби и не выбрал себе непыльную работенку в зеленом пригороде, с симпатичными пожилыми леди и гарантированным притоком шоколадок? Джанетт уже вскарабкалась на створку: определенно, она проделывала это и раньше. Мужчина только пытался перелезть через забор, продолжая громко вопить, что хочет или деньги, или услугу, за которую заплатил. И это несмотря на мои уверения в том, что ни того ни другого я ему точно не предоставлю – другого особенно, с учетом гигантских размеров его кулачищ.

Трава за воротами, как в поговорке, и правда была зеленее; опасность изнасилования маньяком миновала. Забор оказался для него слишком высок, и мы быстренько удрали, преследуемые его криками с другой стороны. Весь этот эпизод сильно напоминал скетчи Бенни Хилла, подумал я, изумляясь сам себе. Пожалуй, я буду скучать по таким вот моментам, когда снова вернусь в больницу. Внезапно Джанетт припустила вперед.

– Бегите! – закричала она.

Я оглянулся и увидел, как мужик приземляется по другую сторону забора. Он посмотрел мне в лицо. Взгляды наши встретились. Я широко улыбнулся, помахал ему рукой и бросился наутек. Буду скучать? Да кого я обманываю!

Я добрался до клиники весь запыхавшийся и красный.

– С тобой все в порядке? – спросил Тони, когда я влетел в офис.

– Нормально. Просто меня приняли за сутенера, и пришлось бежать через весь город, спасаясь от сексуально озабоченного головореза. И это на работе!

Тони пожал плечами.

– Назвался груздем… – начал он, – хотя, конечно, ты не…

– Я знаю, – перебил его я.

Брюс поднял голову:

– Убегает, преследуемый медведем, – объявил он.

Тони перевел на него взгляд.

– Ну да, только он же нам сказал – за ним гнался мужчина, а не медведь, и…

– «Зимняя сказка», акт третий, сцена третья, – ответил на это Брюс.

Похоже, угрозу для моего психического здоровья представляли не пациенты клиники, а персонал. Я спешно ретировался из офиса.

В приемной дожидались Фергал и Энтони, как обычно расцветшие в широких улыбках.

– Итак, кто первый? – спросил я.

Фергал поднялся и пошел за мной в кабинет.

– Доктор, – сказал он, когда мы уселись.

Мне показалось, что взгляд у него какой-то странный.

– Да? – осторожно спросил я, подозревая, что сейчас он скажет нечто, чего мне совсем не хочется слышать. Я посмотрел в его рецепт и увидел, что и он, и Энтони на данный момент получали совсем крошечные дозы метадона и за пару недель могли полностью отказаться от него. Уже много месяцев они не принимали героин. Я понял: сейчас он сообщит, что они сорвались.