Где болит? Что интерн делал дальше

Я был уверен, что Хозе благополучно перейдет из моих рук в руки следующего доктора на Проекте. Он придумал оправдание своей наркозависимости, и понадобится немало времени, чтобы убедить его в необоснованности этих аргументов. Однако, по крайней мере, он посмотрел им в глаза. Это, на мой взгляд, тоже был своего рода прогресс.

Тяжелое время переживала и Дженис. К ее чести, ей удалось слезть с обезболивающих. Но когда мы попытались снизить дозу метадона, дела пошли хуже. Дозу сократили совсем немного, и симптомов отмены у нее не было, но на следующей неделе она явилась и настояла, чтобы дозу подняли обратно. У нее начались панические атаки от мыслей о том, что дозу и дальше будут сокращать. Выглядело все так, будто ей необходимо было от чего-то зависеть – так алкоголики, бросившие пить, порой превращаются в трудоголиков. Получалось, что я просто заменил одну зависимость, от обезболивающих, на другую, от метадона. Определенно это было признаком какой-то глубинной психологической проблемы. Возможно, зависимость придавала ее жизни цель, упорядочивала ее, структурировала, была чем-то конкретным и неизменным, и при одной мысли об отказе от нее Дженис приходила в ужас. Однако метадон хотя бы не занимал все ее время, в отличие от закупки обезболивающих по аптекам. Муж по-прежнему ничего не знал о ее «баловстве», и я сомневался, что когда-нибудь узнает.

В последний свой день в клинике, убедившись, что пациентка стабильна, я предложил перевести ее с еженедельных рецептов на двухнедельные. Дженис категорически отказалась.

– Нет-нет, – заявила она. – Мне теперь нравится сюда приходить. Я даже полюбила сидеть у вас в приемной.

Она привыкла болтать с другими пациентами, среди которых у нее за прошедшие месяцы появилось немало друзей.

– Это совсем не то, что дамочки, с которыми я встречаюсь за бриджем, – с усмешкой сказала она. – Тут такие персонажи попадаются – диву даешься, правда? Прямо хоть книгу про них пиши!

– Это точно, – улыбнувшись, согласился я.

За год я повидал множество пациентов, которые неоднократно начинали лечение, а потом бросали. Кто-то пропускал прием, кто-то не являлся за рецептом, кто-то приходил один раз и исчезал. Иногда я гадал, что происходит с ними теперь.

– Вернутся, когда будут готовы, – говорила на это сестра Штейн, но я знал, что тогда меня в клинике уже не будет.

Джорджия до сих пор лежала в больнице после того происшествия с разгромом клиники, но я был уверен, что после выписки она опять вернется к крэку. Тамми, которая поначалу была так исполнена решимости, не показала почти никакого прогресса: она перестала колоть героин, но иногда все равно курила, если встречалась со старыми знакомыми, – сестра Штейн уверяла, что это тоже достижение. Эми записалась на программу дополнительного образования и теперь, когда героин больше не управлял ее жизнью, собиралась стать косметологом.

Ну и конечно, я не мог не рассказать про Молли. Хотя города кажутся громадными и в них вроде бы легко затеряться, после случайной встречи понимаешь, настолько они в действительности малы, а жизни наши переплетены. Я встретился с Молли еще раз, спустя несколько месяцев после выхода на новую работу. Наверное, я вас удивлю, если скажу, что она-таки бросила наркотики, хоть и не по своей воле. Я работал в гериатрии и должен был осмотреть пациентку в доме инвалидов. Вошел, заглянул в гостиную, и там перед телевизором увидел Молли. Находясь у себя в квартире, она упала, у нее случился небольшой инсульт, и она теперь не могла жить одна. В доме инвалидов до героина было не добраться, так что она осталась на регулярном приеме метадона. Из-за инсульта память ее повредилась, и хотя она меня узнала, вспомнить, где мы встречались, так и не смогла. Однако, как сказал бы Тони, пятен у леопарда не закрасишь, так что она по-прежнему отчаянно сквернословила. Только, конечно, она была не леопардом – это Тони непременно бы уточнил.

Я так и не узнал, что случилось с ребенком Рейчел, и, если честно, не хочу этого знать. Есть такие истории, которые лучше оставить незаконченными.

Мне показалось, что будет кстати рассказать здесь об одной из моих последних пациенток, которая исцелилась еще до того, как войти к нам в дверь. Хотелось бы отнести и ее к моим счастливым 5 %, хотя сам я этому успеху ничем не способствовал.

Ее звали Петра, 30 лет, проститутка. Последние 8 лет она колола по одному пакетику героина в день. Закатав рукав, Петра продемонстрировала мне следы уколов.

– Я и в ноги тоже колола, – сказала она.