Где я ее оставила

Лорен смутно помнила свое детство, словно подернутое дымкой. Из тумана вдруг всплывали обрывки воспоминаний – места, где они жили, дворы, в которых она играла, голос мамы, знакомые запахи, маленькая плюшевая обезьянка. Однако из смутной массы выделялись несколько моментов, которые Лорен помнила с поразительной ясностью. Например, когда она впервые увидела свою сестру.

Тогда мама вдруг оставила ее на ночь с отцом. Наверное, поэтому Лорен и запомнила все так хорошо. Впервые в жизни она ночевала без мамы. Было неуютно и грустно. Вдруг приснится страшный сон? Отец ни за что не подойдет к ней, даже не подумает. Он вообще едва ее замечал и вряд ли станет успокаивать.

В ту ночь она лежала, свернувшись калачиком в кроватке, прижав к груди маленькую плюшевую обезьянку, и молила о том, чтобы поскорее наступило утро.

Когда наконец рассвело, папа взял ее с собой к маме в больницу. Там толпились люди, пищали аппараты, звонили телефоны, сновали врачи и медсестры в белом. Катились по линолеуму тележки, по коридору бродили женщины в больничных халатах, из-под которых торчали провода и трубки, а люди в обычной одежде куда-то спешили с букетами цветов.

У Лорен побаливал живот, как в тот раз, на Хэллоуин, когда она объелась конфет. Но папа не выносил, когда она хныкала, поэтому Лорен держалась.

Как только она увидела маму, все ее страхи улетучились. Мама, уставшая и изможденная, сидела на больничной койке, одетая в белую сорочку – волосы растрепаны, бледное лицо покрыто испариной. И все равно она была красивой. Сияющей. Может, из-за ее счастливого вида Лорен так хорошо и запомнила тот день. Прежде она редко видела свою маму такой радостной.

Ее младшая сестра спала в стеклянной кроватке на колесиках. Когда она зашевелилась и издала слабый писк, мама вынула малышку. Ее тельце было завернуто в розовое одеяло, снаружи торчала только головка. Лорен пошутила, что сверток похож на буррито с начинкой из младенца, и мама рассмеялась. А отец нет.

Лорен позволили забраться к маме на кровать, чтобы получше рассмотреть сестренку. Голова лысая, лицо сморщенное, вся кожа в морщинах. В общем, нисколько не симпатичная.

Мама велела не трогать сестренку, и Лорен стало скучно. Ничего нельзя!.. Она так ждала встречи с малышкой, а оказывается, не очень-то это и интересно. Однако уходить от мамы не хотелось. Поэтому Лорен продолжала сидеть.

Вот тогда и произошло чудо.

Малышка заплакала, начала извиваться, вертеть головой из стороны в сторону. А когда она повернулась влево, Лорен увидела родинку на шее, точно такую же, как у нее самой.

Необычное чувство охватило Лорен, похожее на что-то мягкое и пушистое. У них с сестричкой, оказывается, уже был свой маленький секрет. Их собственная тайна.

Тогда Лорен ничего никому не сказала.

А в день похорон сестры пожалела, что промолчала, потому что, когда она заглянула в крошечный гробик, шея ребенка была белой, чистой, без всяких родинок.

Повернув голову, Лорен рассматривала профиль Амелии в рассветном полумраке.

Легкий ветерок откинул волосы с загорелой шеи Амелии, обнажив родимое пятно грушевидной формы.

Глава 33

Шли годы, но я никогда не забывала о Милли. Я перестала пить и курить травку. Окончила школу, мы с Дэном вместе уехали в колледж. Мои родители очень гордились мною в те дни. Иногда это меня пугало. Я всегда хотела их внимания. Чтобы они переживали за меня, так же, как переживали за Кевина. Но я путала жалость с любовью. Кевин нуждался в родителях, и они были рядом, отдавая ему тепло и заботу. Я думала, что хочу такого же отношения, пока не получила… их жалость. Их сочувствие. Их украдкой брошенные обеспокоенные взгляды.

Вот только я не была слабой. Не была сломлена.

Я была сильной, успешной, и не потому, что прошла через столько испытаний, а потому, что я такая и есть. Они никогда этого не понимали. По их мнению, я ходила по краю пропасти.

Порой я уставала играть эту роль. Изображать ту, какой меня считали Дэн и мои родители. Однако выбора не было. Я так долго жила во лжи, что разучилась жить по правде.

Однажды, еще в колледже, приехав погостить к родителям, мы с Дэном столкнулись в продуктовом магазине с Милли. В ее тележке сидела малышка. Так странно было видеть ее повзрослевшей, мамашей с ребенком, покупающей продукты.

Она еще не произнесла ни слова, а я уже поняла, что она до сих пор с Митчем. Это было ясно по исхудавшему телу, по испуганно бегающим глазам – вдруг Митч внезапно появится и застигнет ее за беседой с нами. На щеке у Милли было небольшое пятно, похожее на сходящий синяк.

Мы отошли в сторону, и я предложила сходить куда-нибудь попить кофе или пообедать. После небольшого колебания Милли согласилась встретиться со мной в кафе в первой половине дня, пока ее дочь будет в детском саду.

Когда она пришла на следующее утро, на ее руке темнел свежий синяк. Я увидела его, когда она поднесла чашку с кофе к губам, и рукав соскользнул вниз. Я отвела глаза, стараясь не показать, что заметила.