Где-то во Франции

– Да, в некотором роде. Мое настоящее имя Элизабет Аделаида София Георгиана Нэвилл-Эшфорд.

– Господи боже, я прекрасно понимаю, почему ты предпочитаешь более простой вариант.

– Мои родители – очень знатные. Отсюда и эта бесконечная цепочка имен.

– А кто они, Лилли?

– Граф и графиня Камберлендские.

– Твой отец граф?

– Боюсь, что так оно и есть.

– Я думала, баронет или что-то в этом роде. Целый граф, говоришь? Господи боже. А твой брат?

– Эдвард? Он виконт Эшфорд. Сейчас капитан Эшфорд.

– А его друзья знают?

– Да. Ему бы никак не удалось скрыть. Большинство из тех, кто работал в имении родителей в Камбрии, служат в его батальоне. Но я…

– Да? – сказала Констанс, когда Лилли вдруг замолчала.

– Я боялась, что ты станешь думать, будто я этакая занудная, всем досаждающая дамочка, как из комедии Джорджа Фаркера. Изображает, будто выполняет свой долг, а на самом деле сует нос в чужие дела. Потому я никому ничего не говорила.

– Ну теперь-то что – теперь кот уже выпущен из мешка. К обеду все в лагере будут знать.

– Ты думаешь, люди ко мне станут иначе относиться?

– Может быть, поначалу, – согласилась ее подруга. – Но когда они увидят, что ты ничуть не изменилась, я не сомневаюсь, все будет как прежде. – Она похлопала Лилли по руке, чуть поморщилась и решительно встала. – А теперь скажи мне, как мы проведем остаток этого восхитительного утра.

– Я собиралась почистить свечи Генриетте. Но ты не должна мне помогать – испачкаешь свои бинты.

– Пожалуй, ты права. Может, я тогда просто составлю тебе компанию? Могу принести чай или затопить печку. – А потом с ухмылкой: – Но только если ваша светлость не возражает.

Лилли за обедом чистосердечно призналась во всем Бриджет и Анни, и они с добродушным юмором отнеслись к этой новости.

– Это многое объясняет теперь, если воспоминать, – сказала Анни. – Твою всегдашнюю строгость и правильность.

– И корзинку с едой, что ты привезла от брата. Там были такие лакомства – ну, просто дорогущие. Наверно, стоили ему немалых денег, – сказала Бриджет.

– Я никогда не хотела…

– Я знаю. И Анни тоже знает. Извини, мы тебя донимали там, в Кенте. А ты старалась исполнять свой долг, как и все мы.

Дальнейший разговор нужно было отложить до вечера, когда они все улягутся в кровати, уложат грелки себе в ноги, а порывистый ветер будет засыпать стены их палатки мокрым снегом.

– А что это значит – быть леди?

С чего начать?

– Ах, Бриджет, это замечательно. Просто замечательно. Теперь я это знаю. Хотя сомневаюсь, что ты поверишь мне, когда я тебе скажу, что это значит.

– Валяй.

– Я жила во дворце. Я не преувеличиваю. Я побывала почти во всех королевских дворцах, и домá моих родителей ничуть не хуже.

Вздохи удивления разнеслись по палатке.

– Я была окружена прекрасными вещами, ела замечательную пищу, носила сказочную одежду. У нас был целый штат людей для исполнения любых наших прихотей – только это и составляло смысл их существования. И мне стыдно признаться, что у меня не было никаких обязанностей по дому, пока мне не исполнилось двадцати.

Первой отреагировала Анни.

– А где вы жили?

– На Белгравии. Дом моих родителей стоит на Белгравия-сквер. И, конечно, у нас есть загородное имение в Камбрии. Мне там нравится гораздо больше, чем в Лондоне.

– Представить только – жить на два дома, – сказала Бриджет.

Лилли помедлила, прежде чем ответить. Но она уже устала от своих полуправд, приготовленных для подруг.

– У них… у них больше, чем два дома. У них есть дом для охоты и рыбалки в Шотландии, таунхаус в Бате, еще один в Брайтоне. Но любимые дома моих родителей – Эшфорд-Хаус и Камбермир‐холл.

– А какие они внутри? – спросила Констанс.

– Начать с того, что они большие. Не могу сказать, сколько там комнат. Не думаю, что их кто-то когда-нибудь считал. Вот сейчас попробую. Там есть гостиные, три большие комнаты. Столовая, малая столовая для завтраков, библиотека, десять главных спален. Ванные я не считаю. Есть бальный зал – он занимает весь этаж. Ну и, конечно, кухни и все комнаты на первом этаже. А еще спальни для прислуги на чердаке. Так что я бы сказала, комнат тридцать или сорок. А может, и больше.

– А в лондонском доме? – спросила Констанс.

– Ой, извините, но я и говорила о лондонском доме. Камбермир-холл гораздо больше. Там наверняка больше сотни комнат, может быть, больше ста пятидесяти.

– И все это для одной семьи, – прошептала Этель.

– Я знаю. Это довольно постыдно, правда, сегодня и в наше время? Конечно, мои родители никогда об этом не думают.

– А что случилось, Лилли? Ты никогда о них не говоришь?

Как это похоже на Констанс – быстро переходить к главному.

– Это случилось два с половиной, почти три года назад. Я хотела работать, внести вклад в победу. Но моя мать возражала. Она даже украла мои письма. И я ушла.

– И куда?

– К своей подруге Шарлотте, потом нашла работу в ОЛАКе. Сначала маляром, потом билетчицей. Поначалу было трудно. Я никогда прежде не работала, а денег у меня почти не было…

Из угла палатки, где стояла кровать Бриджет, раздался смешок.

– У такой леди, как ты? Не было денег?