Гэкачеписты

Смерть Сталина означала изменение политики в отношении социалистических стран. Июньские события в ГДР, где произошли волнения, подавленные советскими танками, наглядно показали всю степень недовольства населения в советской сфере влияния. В начале июня 1953 года Ракоши был вызван в Москву, где ему устроили форменную головомойку, причем активнее всех его критиковал Лаврентий Берия. Венгерскому вождю вменяли многочисленные ошибки. В ответ на критику советских старших товарищей он отказался от поста главы правительства, который с июля 1953-го занял Имре Надь, бывший одно время министром земледелия, который запомнился венгерским крестьянам как тот человек, который «раздавал землю». Надь свернул программу массовых капиталовложений в оборону и производство средств производства, отменил принуждение к вступлению в коллективные хозяйства, осуществил поворот к большему удовлетворению потребностей довольно бедно живущего населения.

Впрочем, Ракоши рассматривал назначение Надя как временный ход, сделанный под нажимом советского руководства. Реальную власть он из своих рук не выпускал и при первой возможности, в апреле 1955 года, сместил его, воспользовавшись тем, что в Москве отправили в отставку Георгия Маленкова, считавшегося покровителем либеральных реформ Надя. Неудавшегося реформатора исключили из партии. Новым премьером Венгрии стал Андраш Хегедюш, 32-летний технократ, целиком зависимый от «старой гвардии» — Матьяша Ракоши и Эрнё Герё (второго человека в стране, также сталиниста).

Так что Владимир Крючков прибыл в Будапешт в смутное время. Первая попытка «оттепели» была задавлена, но и к старым порядкам в полном объеме возврата не было. Страна сознавала, что время Ракоши уходит не по дням, а по часам, но на решительные действия никто способен еще не был. Приехавшему из голодного и нищего Советского Союза Крючкову Венгрия казалась страной изобилия, и он не мог понять, чем же венгры могут быть недовольны. Понять их ощущение национального унижения, обиды за попранную религию, ломку традиционной структуры общества, экономики, культуры он был неспособен. Крючков рассуждал, как обычный советский чиновник, считавший, что Советы на своих штыках принесли Венгрии освобождение и прогрессивный строй.

Владимир Крючков был назначен третьим секретарем посольства — пресс-атташе. Послом же в Венгрии работал Юрий Владимирович Андропов — состоялось знакомство, ставшее еще одним из проявлений воли Случая, определившего дальнейшую жизнь. При Сталине послами в странах «народной демократии» работали только кадровые дипломаты. После его смерти было принято решение направлять в соцстраны бывших партийных работников, представлять советские интересы. В мае 1953 года работника ЦК КПСС Юрия Андропова назначили заведующим Четвертым европейским отделом МИДа (Польша, Чехословакия), а через два месяца направили в Будапешт советником-посланником, то есть вторым человеком в посольстве. Через год он стал Чрезвычайным и Полномочным Послом.

Будучи на десять лет старше Крючкова, Андропов к моменту их встречи имел за плечами куда более широкий жизненный и политический опыт. Юрий Владимирович принадлежал к самым молодым выдвиженцам 1937 года — в 24 года он стал первым секретарем Ярославского обкома комсомола, потом перешел на аналогичный пост в Карелии (имевшей тогда статус союзной республики), затем находился на партийной работе, дойдя до должности второго секретаря компартии республики. Стоит отметить, что когда в 1950 году сняли с работы, а затем арестовали первого секретаря Карелии Геннадия Николаевича Куприянова в связи с «ленинградским делом», то Андропова преемником не утвердили. Но уже в 1951-м его перевели в Москву в аппарат ЦК КПСС. Андропов был осторожным чиновником, холодным в общении, но собиравшим вокруг себя преданных людей. Крючкова он сразу оценил, и тот попал в «ближний круг» своего многолетнего патрона.

Вскоре после прибытия Владимира Крючкова в Будапешт события начали лихорадочно ускоряться. В феврале 1956 года в Москве прошел XX съезд КПСС, на котором Никита Хрущев выступил со знаменитым докладом «О культе личности и его последствиях». Ничего сенсационного доклад не содержал — для любого способного непредвзято смотреть на вещи человека, жившего за «железным занавесом», все было и так понятно. Но дело было не в содержании, а в форме — сама партия отчасти признавала то, в чем ее упрекали противники. Хотя доклад не предназначался для опубликования, его довольно скоро напечатали на Западе, и вот тут-то случился информационный и идеологический взрыв. С текстом выступления, демонстрировавшим, что вожди Советов после временного отступления вновь поднимают на щит реформы, познакомились и в сателлитах СССР, это пробудило желание перемен.