Гендер и язык

Агент по рекламе, которая внимательно слушала информацию о радиостанции, объяснила, что хочет быть очень любезной с менеджером, чтобы разместить рекламу своих клиентов на его радиостанции. Но мужчины, которые хотят снискать расположение женщин, скорее попытаются очаровать их, сообщая им интересную информацию, чем получая какую бы то ни было информацию от них. Вспоминаю ланч, после которого я должна была прочитать лекцию членам ассоциации выпускников университета. Любезный хозяин приема развлекал меня перед выступлением, пичкая информацией о компьютерах; из вежливости я делала вид, что мне интересно, а в душе вопила от скуки и чувства, что меня нагружают бесполезной информацией. Он же, я уверена, считал себя интересным собеседником, и, видимо, некоторые гости – мужчины – так бы и подумали. Я не хочу сказать, что все хозяйки приемов идеально развлекают меня. Вспоминаю еще одно свое выступление, перед которым группа женщин повела меня на ланч. Их так интересовали мои знания, что меня засыпали вопросами, вынуждая не жалея сил читать лекцию за столом, до того как она начнется официально. В сравнении с этим, возможно, мужчина, который «читал лекцию» о компьютерах, пытался дать мне отдохнуть.

Дисбаланс, который ведет к тому, что мужчины часто оказываются в роли лектора, а женщины – в роли аудитории, не возникает по вине кого-то одного из участников коммуникативного взаимодействия. Это не то, что мужчины навязывают женщинам, или женщины непозволительно допускают или «просят». Нарушение баланса происходит из-за различия стилей общения, свойственных как женщинам, так и мужчинам.

Когда стиль мешает

Рассказ Фредерика Бартелми «Война с Японией» повествует о мужчине, который начал «читать лекции» своему сыну, не потому что ему этого хотелось, а потому, что это просто было привычнее. Рассказ начинается так: главный герой объявляет, что собирается переселиться из дома в мансарду над гаражом, так как у них с женой «разладилось». Он думает попросить их двенадцатилетнего сына помочь перенести вещи:

Думаю, что я воспользуюсь удобным случаем и объясню, почему перебрался в гараж. А может быть, нет, потому что это будет непонятно. Не знаю, зачем я хочу объяснить ему всю эту ерунду – возможно, хочу привлечь его на свою сторону…

Рассказчик идет к сыну и сообщает, что хочет с ним поговорить. Вот его слова:

«Хочу тебе сказать, что дела сейчас обстоят неважно, не как раньше. Думаю, ты скоро заметишь это и начнешь интересоваться, что происходит. Вот я и подумал, что объясню заранее, понимаешь? Выполняя свой долг».

У него недоуменный вид, поэтому я говорю: «Давай, приведу тебе пример. Я сидел здесь и думал о войне с японцами. Сейчас, Чарльз, мы не собираемся воевать с японцами. Ты понимаешь это, правда?»

Разговор отца с сыном заканчивается тем, что он рассказывает о японцах, русских, американском правительстве и обществе. Он шутит и ничего не говорит о себе, своих чувствах, уходе из дома или о своих отношениях с мальчиком и его матерью. Это ироничный и грустный рассказ, потому что ясно: этот отец не «завоюет» сына таким образом. Рассказ о войне с Японией не интересует мальчика. Да и отец не об этом хотел рассказать. Он неожиданно стал объяснять, что происходит в мире, потому что эта тема была более знакомой, и, следовательно, ему было говорить об этом легче, чем объяснять происходящее в семье.

Видимо, отец поддался опасениям, что попытка объяснить, почему он переехал в гараж, «не будет понятна». Он считает, что должен иметь точные ответы и объяснения, как это бывает, когда он говорит о политике. Возможно, ему было бы легче излить душу, если бы он отказался от убеждения, что нельзя говорить, пока все тщательно не обдумаешь. Его сыну было бы лучше узнать о личных мыслях и чувствах своего отца, даже если бы они излагались путанно. В этой истории мужчине помешал привычный стиль общения.