Гендер и язык

На себе испытав трудности, о которых сообщают многие женщины, когда стремятся быть услышанными в некоторых ситуациях общения с мужчинами (особенно в «публичных» ситуациях), я испытываю искушение признать исследования, утверждающие, что мужчины перебивают женщин: это позволило бы мне объяснить мой опыт и найти «виноватых». Однако я говорю в стиле «высокая вовлеченность», и меня оскорбляет, когда особенности моего стиля клеймят как вызывающие отвращение, исходя из критериев тех людей, которые не разделяют или не понимают его. Как еврейка, выросшая в Нью-Йорке, я не только оскорблена, но и напугана отрицательными стереотипами относительно ньюйоркцев, женщин и евреев, и содрогаюсь, когда исследования ученых служат поддержанию стереотипов относительно группы говорящих – оправдывают приписывание им намерений и характера. Как лингвист и исследователь я знаю, что механизмы общения гораздо более сложны, чем это преподносится. Как человек я хочу понять, что происходит.

Кто перебивает?

Ключом к пониманию (пусть лишь частичному) того, что происходит, является различие между контактоустанавливающим разговором и разговором-сообщением – характерными способами, с помощью которых большинство женщин использует язык для создания общности, а многие мужчины – для соревнования. В итоге (хотя как мужчины, так и женщины выражают недовольство перебиваниями со стороны противоположного пола), поведение, на которое они жалуются, различно.

Во многих высказываниях информанты-мужчины отмечали, что женщины прерывали их наложением слов согласия, поддержки и предвосхищения. Если женщина поддерживает рассказ мужчины, развивая мысль, отличную от той, которую он имел в виду, мужчина считает, что его право рассказать свою собственную историю было нарушено. Он истолковывает вмешательство как борьбу за контроль над речевым общением.

Например, один информант рассказывал, как он добровольно вызвался быть кассиром на благотворительном базаре. В конце дня в кассе обнаружилась недостача, которую он вынужден был возместить из своего кармана. Одна из слушательниц во время его рассказа постоянно вставляла свои комментарии и выражения сочувствия, расписывая, как несправедливо, что ему пришлось платить, ведь он работал и тратил время бесплатно. В действительности же мужчина рассказал об этом случае не для того, чтобы подчеркнуть несправедливость, и он посчитал, что женщина его перебивает и «манипулирует» им, пытаясь диктовать ему, о чем говорить. Ее «проступок» был чрезмерным проявлением (с его точки зрения) контактоустанавливающего разговора.

Это вновь возвращает меня к моему отцу – почему он, возможно, получал особое удовольствие, рассказывая анекдот о мужчине, который не разговаривал со своей женой, так как не хотел ее перебивать. Мой отец считает, что собеседники должны говорить по очереди. Вследствие этого ему часто трудно вставить слово в разговорах, в которых участвуют моя мать, две сестры и я, поскольку наши реплики накладываются друг на друга и между ними не остается паузы. Отец также считает: как только он начинает говорить, ему надо дать возможность продолжать до тех пор, пока он не убедится, что объяснил свои мысли полностью. Нам же кажется, что в обычном разговоре в кругу друзей или семьи допустимо вмешиваться, когда вы уже поняли, к чему клонят другие. Если вы ошибаетесь, они могут поправить вас, но если вы правы, каждый предпочтет проявление взаимосвязи и взаимопонимания, которые, в свою очередь, проистекают из установки, что вас понимают и не требуют обстоятельного объяснения каждой детали.

Мнение моего отца об этой ситуации стало известно несколько лет назад, когда он что-то рассказывал, а мать вмешивалась в его речь. Он с тоской вздохнул и сказал матери: «У тебя есть преимущество, дорогая. Если я хочу что-либо сказать, приходится подождать, пока все замолчат. А ты может сказать все, что хочешь, и когда тебе вздумается». Со своей стороны, моя мать не может понять, почему отцу необходимые особые привилегии, почему он просто не вмешивается в разговор, как это делают все остальные? Будучи подростком, я слушала объяснения отца – кстати, адвоката по профессии, – с чувством, что произносится заключительная речь для присяжных заседателей.

Итак, как мужчины, так и женщины в моей семье время от времени чувствуют, что манера речи близких давит на них: отец – потому что его прерывают и он не находит пауз, необходимых для вступления в разговор, а мы – потому что он запрещает говорить одновременно и тщательно избегает наложений, да и просто не хочет говорить так, как все остальные. Женщины в моей семье ценят наложения и прерывания как проявление вовлеченности в контактоустанавливающем разговоре, а мужчина в моей семье ценит, когда его не «обманывают» в разговоре-сообщении. Он, в отличие от женщин, подходит к домашним разговорам как к публичному общению.