Гендер и язык

Гендер и гендерные роли нормативно взаимны, и хотя принято думать, что мужчины и женщины отличаются…предполагается, что это отличие является источником притяжения. Поскольку властные отношения между мужчинами и женщинами подобны отношениям между господствующими и подчиняющимися классами, а также между этническими группами, повседневный контекст, в котором эти властные отношения разворачиваются, весьма разнообразен. Не существует культурной нормы, требующей, чтобы каждый представитель рабочего класса сочетался браком с представителем среднего класса или чернокожий человек сочетался браком с белым человеком. Однако наша традиционная гендерная идеология навязывает именно этот тип отношений между мужчинами и женщинами [Eckert 1989, 253–254].

Таким образом, вопрос, что такое «женский язык», становится вопросом о том, как функционирует норма гендерной «взаимности», чтобы посредством языка дифференцировать «женщин» и «мужчин» в одном речевом сообществе.

Для ответа на этот вопрос вновь необходимо обратиться к идее Мэтью о трех парадигмах. Ранние дофеминистские дискуссии (например, [Jespersen 1922]) колеблются между мнением, что «гендеризованный» язык «транслирует» врожденные биологические склонности, и точкой зрения, что он «символизирует» гендерные роли, которые по существу социальны. Представители феминистской лингвистики, как и большинство представителей общественных наук, предпочли теорию «социальных ролей». В этом случае социальная роль включает и тот факт, что индивид говорит (т. е. имеет определенный коммуникативный стиль) как женщина или как мужчина, хотя женщины чаще были в центре внимания гендерных исследований.

Это положение привело таких «пионеров» феминистской лингвистики как Робин Лакофф [Lakoff 1975] к предположению, что «женский язык» является результатом социализации раннего детства. Родители и другие авторитетные лица стимулируют маленьких девочек усваивать гендерно специфичную манеру говорения, которая демонстрирует их женственность посредством языка точно так же, как ношение платья с оборками, игра в куклы, «бросание мяча по-девчачьи» и отказ от «грубых» игр демонстрируют женственность (как культурную норму) физически. И эта женственность – не просто условная совокупность особенностей, функция которой – подчеркнуть несходство девочек и мальчиков. Это символическое разыгрывание слабости: например, готовность занимать меньше места, предъявлять меньше требований, казаться слабее и менее агрессивными, чем мальчики. «Женский язык» в понимании Лакофф характеризуется, в частности, употреблением уменьшительных средств, снижающих силу высказывания, и стремлением не использовать грубый или агрессивный язык.

По поводу идей Лакофф часто задают вопрос, насколько ее выводы о «женском языке» (ЖЯ) подтверждаются эмпирически. Данные Лакофф эпизодичны, и автора часто критикуют за то, что она безоговорочно приняла некоторых женщин – белых, англоговорящих жительниц пригородов США с относительно высоким уровнем жизни – за норму. Даже внутри одного и того же общества, Соединенных Штатов Америки, многие женщины – из рабочего класса или не англо-американского происхождения – не смогли отождествить себя с описанием ЖЯ Лакофф. В дальнейшем был проведен целый ряд исследований, но подтвердить точность описания не удалось.