Гений столичного сыска

– Вы служите экспедитором в конторе Михаила Панкратьевича Морозова? – не счел нужным отвечать на вопрос Кайдановского Иван Федорович. Чего два раза представляться?

– Да, – последовал короткий ответ.

– Как долго служите?

– С мая прошлого года, – ответил Зиновий Феофилактович. – Как вы думаете, поговорка «Москва слезам не верит» обязана своим появлением, когда Москва стала брать дань с других городов и никакие отговорки и слезные мольбы не помогали? Или когда пала вольность Новгорода, после чего его жители, а за ними и иные прочие стали говорить, что Москва, мол, слезам не верит?

– А давайте сделаем так: вопросы вам задаю я, а вы отвечаете. Тем более что вы обязаны это делать, – немного раздраженно произнес Воловцов и тут же взял себя в руки: судебный следователь должен быть беспристрастен и холоден, как итальянский мрамор. Что, конечно, не исключает применения той или иной методы ведения допроса, исходя из тактических соображений.

– Почему это – обязан? – перестал наконец пучить глаза Кайдановский, теперь он смотрел на судебного следователя по особым делам из-под полуприкрытых век с некоторым удивлением.

– Потому что вы классифицируетесь мною как свидетель по делу о безвременной кончине Ивана Александровича Колобова, – заявил Воловцов и свел брови к переносице. – А свидетели по закону обязаны исполнять все требования судебных следователей, производящих предварительное следствие. В противном случае противодействие свидетеля можно классифицировать как попытку создания помех следствию, что по нашему законодательству уголовно наказуемо.

После такой тирады Иван Федорович немного помолчал, потом спросил:

– Знаком вам был гражданин Колобов Иван Александрович?

– Он умер, – грустно произнес Зиновий Феофилактович, и его глаза, вновь широко раскрытые, наполнились слезами.

– Да, – сделался мягче Воловцов и, избрав манерой ведения допроса доверительный разговор-беседу, добавил, сокрушенно покачав головой: – Возможно, его отравили.

– Отравили? – воскликнул Кайдановский.

– Возможно… – невесело произнес Иван Федорович. – Так вы хорошо его знали?

– Хорошо, – как-то безвольно и совершенно без интонации ответил Зиновий Феофилактович.

– Что он был за человек? – сделал попытку заглянуть в глаза Кайдановского Иван Федорович.

– Хороший он был человек, зла никому не делал, – произнес Зиновий Феофилактович. – Мы с ним много беседовали на самые разные темы… – Кайдановский замолчал и печально посмотрел на Воловцова: – А теперь он разговаривает с другими сущностями там, на небесах. Как вы думаете, – Зиновий Феофилактович с надеждой посмотрел на Ивана Федоровича, – у него будет такая возможность, чтобы прислать мне весточку оттуда?

«Этот Зиновий Феофилактович тоже человек не без странностей». Воловцов вспомнил слова потомственного почетного гражданина Морозова. Что ж, Михаил Панкратьевич абсолютно прав. Кайдановский и правда малость не в себе, и это явно видно. Тогда почему Морозову тоже не рассчитать его, как он сделал это с Колобовым? Наверное, Михаил Панкратьевич просто жалел Кайдановского. Ведь он был свой, рязанский. А Колобов – пришлый и, стало быть, чужой. Возможно, за Кайдановского кто-то просил, а за Колобова просить было некому. Кроме того, Михаил Панкратьевич как гласный Городской думы отвечал за благотворительность и призрение в городе (а может, отвечает и по сей день), и ему, верно, не с руки увольнять убогого…

– Я не знаю, – просто ответил Воловцов на вопрос Кайдановского. – А скажите, Зиновий Феофилактович, Иван Александрович когда-нибудь упоминал о вдове генерала Безобразова Платониде Евграфовне? Или о ее служанке Сенчиной?

Кайдановский задумался. Потом вскинул голову, убрал прядь волос, закрывшую правый глаз и произнес:

– Никогда.

Больше говорить с Зиновием Феофилактовичем было не о чем. Да и необходимость уже как-то отпала: его показания, даже если бы сейчас он ответил, что Колобов был знаком с обеими женщинами и не единожды бывал во флигеле на Владимирской улице, на суде ничего не будут значить, поскольку исходили от человека, не очень дружного с головой. Это признал бы любой врач или лекарь, хотя бы единожды встретившийся с Зиновием Феофилактовичем…

– Благодарю вас, – вполне искренне произнес Иван Федорович и поспешил удалиться, покуда Кайдановский не принялся искать вместе с ним корни поговорки «В Москву идти – голову нести». Или того забавнее: «Москва что доска: спать широко, кругом метет да под мотню поддувает».

Глава 8

«Этот человек никакого отношения к двойному убийству не имеет»

От Соборной до Семинарской всего ничего: миновать пожарный двор, пройти через небольшой пустырь, и вот вам уже улица Семинарская. Пройти по ней чуть вверх, там недалеко от двухэтажного здания епархиального общежития стоит почти такое же здание меблированных комнат для приезжих с одним балкончиком на втором этаже. В этом доме и снимал квартиру из одной комнаты и прихожей московский мещанин Иван Колобов, принявший место учетчика на оптовом винном складе купца Морозова.