Гений столичного сыска

Конечно, слухи про то, что Тальский-младший не племянник и не внук генеральши Безобразовой, а незаконнорожденный ее сынок, были явно из разряда сплетен, которые рождаются либо недоброжелателями, либо воспаленными умами, видящими во всем негативную сторону.

Недоброжелателей у Платониды Евграфовны хватало. У ростовщицы, ссужающей деньги под проценты, их не могло не быть. Что тут говорить, ведь даже люди, которым мы когда-то помогли, нередко относятся к нам с нелюбовью, поскольку считают себя обязанными, а случается, и униженными. Ну а если кому-то помогли за проценты, то рассчитывать на любовь и даже благодарность не приходится…

Слух о том, что Константин Тальский – незаконнорожденный сын Платониды Евграфовны, могла распустить дворня, которая во все времена любила перемывать косточки своим хозяевам.

– Так ладила генеральша с Константином Тальским или все-таки нет? – повторил вопрос Воловцов.

– Знающие люди сказывали, что не так давно у молодого барина с генеральшей скандал случился, что он даже стекла в ее спальне побил.

– Получается, Константин Леопольдович характера вспыльчивого и необузданного, – заключил Иван Федорович и что-то черкнул в своей памятной книжке.

Медник Карпухин посчитал это за вопрос и ответил охотно, не задумываясь:

– Еще какого!

– А кто, прошу прощения, говорил вам про скандал с битьем окон? – как бы вскользь поинтересовался Воловцов.

– Так, покойная Сенчина и говорила, – простодушно пояснил Карпухин и добавил: – Меня, значит, тогда дома не было, а кто в то время во дворе да во флигеле был, те все и слышали…

– Я‑асно, – задумчиво произнес судебный следователь по особо важным делам. После чего, засунув руку в карман, вынул оттуда фотографическую карточку. – Посмотрите, пожалуйста, внимательно: вам этот господин знаком? Может, вы его видели поблизости от дома когда-нибудь?

– Не, незнаком, – посмотрев на фотографию, ответил Карпухин. – Не видал такого господина ни поблизости, ни поодаль, – виновато добавил он.

– Ясно, – снова изрек Иван Федорович уже без всякой задумчивости, поскольку ответ для него был вполне ожидаем.

– Может, кого другого покажете, так я с охотой, – вдохновился медник.

– Хм, может, и показал бы, но при себе у меня фотографий более нет. А вот еще говорят, – сделал небольшую паузу Воловцов, – что в ту ночь, когда убили генеральшу Безобразову и ее служанку, собаки во дворе не лаяли. Они же у вас, говорят, злые. Должны же были залаять, когда убийца проходил по двору.

– Да не… – отмахнулся медник. – Собаки-то еще генеральские. Старые уже, ленивые… Тявкнут разок, и то ладно.

– Благодарю за помощь, – промолвил Воловцов и снова что-то черкнул в своей книжке. – А с сыном вашим можно побеседовать?

– Отчего же нельзя, можно, – ответил Федот Карпухин. – Ему полезно будет с умным человеком-то побалакать. Алешка, подь сюда!

Поскольку разговор с медником происходил в зале, то бишь в большой комнате, а сын его находился в смежной, малой, то появился он тотчас же после окрика отца. Иван Федорович сразу определил, что их разговор с отцом Карпухин-младший слышал. Случайно? Или нарочно подслушивал? Впрочем, любопытство свойственно человеческой натуре, особенно молодой и неокрепшей.

– Вот, Лешка, господин судебный следователь хочет с тобой побеседовать, – Федот Карпухин посмотрел на сына и поднялся со своего стула. – А я, с вашего разрешения, ваш бродь, отойду покуда. Дела не ждут…

– Конечно, занимайтесь своими делами, – охотно согласился Иван Федорович. Разговаривать с молодым человеком наедине было намного удобнее, нежели в присутствии отца.

Алексей Карпухин и правда был очень молод. Росточка он был небольшого, сложение тела имел сухощавое, однако по всему было видно, что из него со временем выйдет жилистый крепкий мужик. На представителя закона парень смотрел спокойно, без испуга или опаски. В смышленых глазах его присутствовал искренний интерес. Судебный следователь Воловцов по опыту знал: так смотрят люди, когда они ни в чем не повинны или уверены, что никакая опасность им не грозит.

– Скажите, Алексей Федотович, сколько вам лет? – задал первый вопрос Иван Федорович.

– На днях, значит, будет восемнадцать, – ответил сын медника, которому перешла привычка отца вставлять где нужно и ненужно словечко «значит»…

– Чем вы занимаетесь?

– Покуда помогаю отцу.

– Что вы можете рассказать о том, что случилось в ночь на двадцать восьмое августа? – Воловцов снова достал карандаш и памятную книжку.

– А что вы хотите знать? – посмотрел на Воловцова Алексей.

– Все, что вы знаете по этому делу, – ответил судебный следователь по особо важным делам. – Чем вы занимались вечером двадцать седьмого августа, как узнали о пожаре во флигеле, что делали, покуда не подъехала пожарная команда, кого видели во дворе усадьбы, кто и что при этом говорил… Словом, все! – повторил Иван Федорович.