Гений Умирает Дважды

— Да-да, конечно, — согласился секретарь, признавая, что Фрэнк, столько лет работав под медицинской «крышей», в вопросах здравоохранения разбирается куда лучше него. — Должен сказать, однако, о том, чего вы, быть может, еще не знаете. Я вот тут в газете одной вычитал… — Секретарь взял со столика и показал Фрэнку отмеченную маркером заметку. Приезжий первым делом взглянул на название издания — «Алфавит». Раньше такого не было, во всяком случае Фрэнк такой не помнил. — В ней речь идет о том, что в Омске дети — подчеркиваю, дети какого кружка — изобрели прибор для определения содержания сахара в крови по составу выдыхаемого воздуха. Обещают, что он будет смехотворно дешев. Так что за тем прибором и охотиться нет такой уж необходимости — все равно право первой ночи уже за омичами… Ну а тут, коли изобретение замалчивается, мы еще можем его заполучить. Короче говоря, нам нужно одно из двух: либо завладеть изобретением себе, либо сделать так, чтобы его не было вообще.

Это Фарренхауз уже понял. Если прибор начнут производить в России, экономике его страны будет нанесен довольно ощутимый удар. Но, с другой стороны, он вспомнил последнее заседание Исполнительного комитета Международной федерации диабета, на котором ему довелось недавно побывать. На сегодняшний день сахарный диабет во всем мире прогрессирует немыслимыми темпами. Он омолаживается — зафиксированы случаи, когда у совершенно (или относительно) здоровых родителей рождаются дети с врожденным диабетом. В то же время прибор, который, если это и в самом деле верно, изобрел Арон Штихельмахер, смог бы облегчить страдания ста тридцати миллионам людей…

— Это безнравственно, — негромко, словно про себя, проговорил Фарренхауз.

Для профессионального разведчика разговор о нравственности несколько неуместен. Фрэнк это понимал. Но и промолчать он не мог. Он прекрасно знал, что диабетик вынужден ежедневно получать по пять, а то и больше уколов инсулина и, если этого не делать, через считанные дни человек умрет. У детей останавливается рост, нередко затормаживается умственное развитие, садится зрение, нарушается обмен веществ, психика… И он, Фрэнк Фарренхауз, человек, который искренне претендует на право считать себя добропорядочным членом общества, человек, работающий, пусть даже по заданию разведки, в Международной организации здравоохранения, должен сделать так, чтобы изобретение, которое может если не вылечить, то хотя бы избавить человеческого индивидуума, нередко ребенка, от уколов — он должен сделать так, чтобы это изобретение было уничтожено.

— Я понимаю, — секретарь и в самом деле кивнул просто и по-человечески. — Но только мы не можем допустить такого удара по экономике нашей страны. Мы в первую очередь патриоты своей страны, а потом уже — всего человечества.

Что ж, против такого аргумента офицеру службы безопасности трудно что-либо возразить.

— Но вы уверены, что изобретение пока не зарегистрировано? — Фрэнк перевел разговор в более практическую плоскость.

— Да, конечно, — с облегчением подхватил разговор секретарь. — Я бы об этом уже знал. Тут один деятель сделал сомнительное заявление, что он научился лечить диабет, так в прессе такая шумиха поднялась… Российский Минздрав потом долго разбирался со звонками, которые обрушились на него от больных и родственников больных… Прав это деятель или неправ, мне трудно судить. Но только именно тогда, Фрэнк, я и понял, что многим местным медикам тоже невыгодно, чтобы было изобретено что-то принципиально новое в деле излечения диабета… Простите, не излечения… Ну да в данном случае не в терминологии дело… Поймите, Фрэнк, самое главное: целые школы, направления, кафедры, факультеты, диссертации, профессора, подготовка специалистов, индустрия — все нацелено на лечение болезни традиционными методами. А если пройдет информация об изобретении… Нет, многие местные врачи объективно, хотя и косвенно, оказываются нашими союзниками. В том смысле, что не слишком-то они приветствовали бы появление в этом вопросе чего-то кардинально нового.

— А клятва Гиппократа? — опять негромко напомнил Фарренхауз.

Впрочем, эти слова он обронил так, проформы ради.

Сколько он на своем веку насмотрелся на клятвопреступников…