Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира

Дофин хвастлив и высокомерен, Карл Орлеанский элегантно подшучивает над ним, однако Людовик иронии не чувствует, его ответы простоваты и грубоваты, хотя и претендуют на остроумие. Коннетабль тоже не остается в стороне и участвует в беседе, которая занимает три страницы и из которой можно вынести только одну крупицу информации: дофин считает своего коня самым лучшим, и никакие женщины не смогут его заменить, «ибо моя возлюбленная – это моя лошадь», а совершенство достойной и образцовой возлюбленной в том, чтобы хорошо носить седока. Одним словом, Шекспир дает нам понять, что умом дофин Людовик не блещет.

Когда к разговору присоединяется Рамбюр, доселе молчавший, акцент обсуждения смещается на коннетабля и перспективы предстоящего сражения. А дофин-то, оказывается, коннетабля недолюбливает и завуалированно намекает на его излишнюю самоуверенность. Однако же в победе над англичанами никто из них не сомневается.

Дофин:

– Завтра я проскачу целую милю, и путь мой будет усыпан головами англичан.

Коннетабль:

– Уж очень мне хочется схватить за уши англичан.

Рамбюр:

– Кто хочет бросить кости? Ставка – два десятка пленных англичан.

Дофин уходит («Уж полночь. Пойду вооружаться»), оставшиеся персонажи начинают обсуждать Людовика. Герцог Орлеанский (напоминаю: он двоюродный брат дофина) считает его неплохим парнем, деятельным и храбрым, коннетабль же куда более сдержан в оценках и сильно сомневается в воинских доблестях королевского сыночка:

– Никто не видел его храбрости, кроме его лакея. Его храбрость, как сокол, в колпачке: стоит снять с нее колпачок – и она мигом улетучивается.

Карл Орлеанский пытается заступиться за кузена и отвечает пословицей:

– «От недруга не жди доброго слова», – говорит он, намекая на то, что нелестные характеристики дофину дают исключительно недоброжелатели.

– Эту пословицу я покрою другой: «Дружба льстива»,

 – тут же парирует коннетабль, имея в виду, что те, кто тебя любит, никогда правды в глаза не скажут.

Эх, безнадега какая выходит! Враг тебя не похвалит, друг не поругает, и правды о себе ты никогда так и не узнаешь…

В словесной перепалке упоминаются еще несколько пословиц, а затем входит гонец и сообщает, что англичане стоят всего в полутора тысячах шагов от палатки французского военного командования. После этого известия начинается третий блок прозаической беседы, посвященный уже непосредственно противнику. В этом вопросе все трое собеседников единодушны: бедняга Гарри Английский, жалкий глупец, зарвался со своими тупоголовыми молодцами; если бы у англичан была хоть капля здравого смысла, они бы удрали от французов; «дурацкие псы», которые лезут напролом и «кидаются прямо в пасть русскому медведю»; сейчас англичане ослабели от голода, и «мы завтра убедимся, что у них аппетит только к еде, а не к драке».

– Пора вооружаться и готовиться к битве, – говорит наконец коннетабль.

А герцог Орлеанский воодушевленно восклицает:

– Теперь лишь два часа, а к десятиПо сотне пленных сможем нагрести.

Уходят.

Ясное дело, публика в диком восторге! Ведь все знают, как шла и чем закончилась битва при Азенкуре, поэтому самоуверенная похвальба шекспировских французов – бальзам на душу английскому зрителю.

Акт четвертый

Пролог

Входит Хор и живописует нам картину в ночь перед сражением. Лагеря противников расположены настолько близко друг к другу, что в обоих станах слышно ржание вражеских лошадей и видны огни костров. Полторы тысячи шагов – это примерно километр. Ржание в ночной тиши, может, и слышно, а вот насчет видимости я что-то сомневаюсь. Если только там разница высот… «Растет зловещий шум приготовлений», в шатрах хлопочут оружейники, скрепляя доспехи на рыцарях. «Беспечные и наглые французы», уверенные в своем численном превосходстве, ничуть не переживают за исход битвы, играют в кости и клянут ночь, которая все никак не кончится: им не терпится ринуться в бой и быстро победить. «Бедняги англичане» спокойно сидят у костров, «взвешивая в мыслях опасность близкую»; понурые, худые, истощенные, в рваных мундирах, они похожи на «мрачных призраков».